Безмолвный пациент: комплект из 3 психологических триллеров - Алекс Михаэлидес

– Да, согласен, – киваю я, протягивая сложенный вдвое листок. Не смотрит, в карман сунул. За долгих пять лет Павел Степанович чего только от меня не наслушался, еще одна писулька вряд ли чем удивит. Но не скрою, приятно. Не стал совать нос не в свое дело, хотя бы при мне. – Отдыхайте, Григорий Константинович, хорошего вам дня.

Поворачиваю голову на дочку, как только док выходит из палаты. Надулась, на кровать с ногами в самый угол забралась. Закрытая поза, защитная, я ее разочаровал. Снова.

– Предатель! – выдает малышка, взгляд ни разу не подняла.

Не хочу отвечать, слишком устал. От таблеток постоянно хочется спать. Глаза слипаются, мне нужно прилечь. Разговор с дочерью подождет до вечера. А пока тихий час. Больным положено.

Очередные кошмары. На этот раз все спутано, сумбурно. Нет четкой картинки. Разное время, образы, меняющиеся локации. Резкий звук вырывает из пучины неконтролируемого безумия. Не понял, почему разбито стекло? В палате погром, одежда раскидана, пол рваной бумагой усыпан и два перевернутых стула по разным углам.

– Люся, что ты наделала? – Перевожу взгляд на дочь. В середине палаты стоит, на меня зверьком смотрит. Щеки, как после мороза, раскраснелись, волосики растрепанные. С поличным поймана, на месте преступления. – Галчонок, зачем? Меня в изолятор запрут…

– Ты же хотел от меня избавиться. Я помогаю, – грозно отвечает она. Взгляд уверенный, кулачки сжаты. Не жалеет о том, что сделала. Только сейчас понимаю, откуда бумага. Ее альбом… Все рисунки за пять лет клочками раскиданы по комнате. Нет! К такому я не готов! Ведь берег каждую ее картинку, даты ставил, подписывал. Все уничтожено, до последнего рисунка.

– Глупышка моя маленькая. – Мне бы злиться, да не могу. У самого слезы на глазах. Ничего, отсижу в изоляторе, не впервой. Картинок она еще нарисует. Ничего страшного не случилось. Сам себе не верю. Предчувствие паршивое. – Я не хочу от тебя избавиться, это не так. И никогда не будет так.

– Неправда! Ты хочешь быть с мамой и Егором. Мне там места нет! – Отвернулась, губы кусает. Она всегда так делала, когда сказать не могла. Но сейчас собирается, ладошку на щетину небритую кладет. – Прости, папочка. Я сама помогу Нике. Заботься о маме и мальчишке этом… Ты им нужен. Прощай. Я тебя люблю.

Исчезает. А я, как идиот, на коленях стою, двинуться не могу. Это шутка, манипуляция, чтобы я начал действовать, или просто детские капризы? Она не может уйти… Не сейчас, не так! Мне нужна моя дочь!

– Люська… – Хриплый голос, чужой. Сам себя не узнаю.

Замок на дверях щелкнул, впуская дока в сопровождении санитара. Ожидаемо, как еще раньше не появились? После такого меня на неделю в изоляторе запрут, не иначе. Илья Викторович на пол заваливает, крепкий мужик, мускулистый, несмотря на свои пятьдесят с хвостиком лет, молодняку фору дать может. Пациенты его побаиваются. Лебезят. Но у меня с ним отношения с первого дня наладились, один из немногих, с кем в этом проклятом месте по-человечески поговорить можно. Док иглу в плечо втыкает, ненавижу. Транквилизаторы. Мощный коктейль, за минуту действует. Впрочем, плевать. Пусть делают, что хотят. Не сопротивляюсь. На полу разбитая кружка «Лучшему папочке», последний подарок от моей дочурки, когда она еще была жива. Им Люська в окно запустила. Я сразу не приметил.

– Григорий Константинович, что ж вы такой погром в палате устроили? Стекло разбили, сами пораниться могли, – качает головой док, на край кровати присаживается. – Так что же произошло, Григорий? Для чего это представление? Я думал, у нас с вами наметился прогресс.

Риторический вопрос. Препараты успели подействовать, ответить все равно ничего не смогу. Да и к чему?

– Гриша, Гриша… Вы здесь уже пять лет, но все возвращается к одному и тому же сценарию. Как только намечается улучшение, идет резкий спад. Вы не хотите выздороветь, не хотите вернуть свою жизнь. Мне действительно жаль. Смерть Люси была случайностью. Так не должно было быть. Досадная ошибка, стечение обстоятельств. Я пытался все это время вам помочь. Безрезультатно. Думаю, здесь необходимо настоящее чудо. Как считаете, Илья Викторович?

– Вам виднее, Павел Степанович, – отвечает санитар. – Отвести пациента в изолятор?

– Думаю, да, – кивает док – Восьмой изолятор.

– Там Тарченко, сегодня утром посадили, поднос с лекарствами в который раз переворачивает. Пятый свободный.

– Тарченко уже осознал глупость своего поступка, можете перевести его обратно в палату. Макарова в восьмой.

– Уверены?

– Несомненно, Илья Викторович. Для пациента будет удобнее, основная часть нашей с вами работы заключается в том, чтобы не навредить, – с непоколебимым видом отвечает психиатр. – До скорой встречи, Григорий. Уводите.

Глава 18

Неверные решения

Афанасьев нервно прошелся по моргу, снова посмотрел на труп тридцатилетнего мужчины с огнестрельным ранением головы. Водитель внедорожника. Не вышло у него с отпуском. К приезду Шурика с группой захвата трое суток уже был мертв. Выглядело все как самоубийство: бутылка водки на столе, прощальное письмо с несуразным бредом о неразделенной любви, не имеющим никакого отношения к похищению детей. И заряженное ружье с одним оставшимся патроном, крепко зажатое в руке. У судмедэкспертов сомнений не оставалось: порох на руках, траектория выстрела, записка. В любом другом случае никто бы не стал заводить дело. К тому же коллеги на работе подтвердили, что Борис Борисович Мартынов не так давно расстался с подругой и крайне переживал по этому поводу. Складно вышло, придраться не к чему. Но Роман Михайлович давно перестал верить в подобные совпадения. Важный свидетель, который видел загадочного приятеля Одинцовой, не мог просто взять и пустить себе пулю в лоб.

– Алина, нашла что-то? Следы психостимулирующих веществ или… Не знаю. Тебе виднее. Удиви меня, девочка. Ты не представляешь, как выручишь меня, – Афанасьев пристально смотрел на худощавую женщину лет сорока с ярко-розовыми волосами. – Ты лучший судмедэксперт. В долгу не останусь. Проси все, что захочешь, только дай мне хоть что-то.

– Чуть что, сразу Алина, – качнула головой женщина, со спины больше напоминающая неугомонного подростка в белом халате и скальпелем в руках. – Нет ничего. Причина смерти совпадает с отчетом с места преступления. В крови алкоголь, следов каких-либо препаратов не обнаружила, он даже анальгин за последнее время не пил. Не к чему придраться, Афанасьев, извиняй. Это самоубийство. Ничего другого сказать не могу.

– Да не бывает такого! Значит, его заставили, вынудили, угрожали. Не