Умница - Хелена Эклин

– Что такое «гомгуш»? Если я правильно произнес.

– Рагу из баранины, – объяснила я. – Обычно готовится на праздники.

– Интересно, – сказал Уэсли. – И как…

– Мы здесь не для того, чтобы о еде болтать, – перебила я его. – Мы говорим о Стелле.

– Я хотел бы услышать ее мнение. Стелла, ты не могла бы подойти к нам и присесть рядом?

Она медленно поднялась, пересекла комнату тяжелой походкой и опустилась на диван рядом с нами. Я хотела обратить внимание Уэсли на очевидное: восьмилетние дети так не двигаются. Так двигаются взрослые с лишним весом.

– Твоя мама сказала, что ты интересуешься птицами, – начал Уэсли. – «Небесная схватка», да?

– Схватка? – переспросила она встревоженно.

– «Небочатки», – поправила я. – Помнишь? Злодеи в небе, которые охотятся за нами.

На лице Уэсли дрогнул мускул, но врач промолчал. А Стелла лишь покачала головой, словно слышала об этом впервые.

– Я точно знаю, что ты помнишь, – сказала я. – Должна. Не может быть, чтобы ты забыла. «Небочатки», ну же!

Ее лицо оставалось пустым. За окном заревела бензопила. Ветви трещали, словно дерево жаловалось на боль.

– Я слышал, ты недавно потеряла няню, – сменил тему Уэсли. – Что ты по этому поводу чувствуешь?

– Я-то никуда не делась. Не умерла, – ответила Стелла с вызовом, сделав особый акцент на слове «не», и пожала плечами.

«Я-то никуда не делась. Я не умерла».

Как будто мы пытались убедить ее в обратном, а она никак не соглашалась.

Я осторожно сжала ее руку. Кожа была холодной, словно Стелла только что выбралась из ледяной реки. Я обернулась к Уэсли.

– Пожалуйста. Вы должны нам помочь.

– Примириться со смертью и переменами – это одно из самых сложных испытаний, которые выпадают на нашу долю. У многих на это уходит вся жизнь.

И что теперь с этим делать? Снова взревела пила, да так, что у меня голова заболела. Я наклонилась к Уэсли и прошептала:

– Вы должны нам помочь. Я отчаялась. Я готова ради нее на все. Бросилась бы под поезд, если бы это помогло.

Уэсли тяжело вздохнул.

– Стелла, ты не могла бы выйти? Там в приемной есть книги. Мы с твоей мамой тут еще немного поговорим.

Когда она вышла, он сказал:

– Шарлотта, я должен спросить. У вас не возникает мысли причинить вред себе или кому-то еще? Вы не думаете о самоубийстве?

Я замерла, уставившись на него.

– Вы о чем вообще?

– Иногда лучший способ помочь ребенку – это помочь себе. Полагаю, вам не помешала бы психотерапия.

– С меня довольно, – резко ответила я, поднимаясь.

Уэсли встал между мной и дверью.

– Я вам не понравился?

– Это некорректный вопрос, – отчеканила я. Хотя ответ был очевиден: да, не понравился.

Он прищурился.

– Возможно, вы поможете Стелле, – уточнил он.

– Если признаюсь, что вы мне не нравитесь?

– Именно! Расскажите почему.

Я почувствовала, как внутри растет раздражение. Пускаться в объяснения не было ни времени, ни желания. Это было так нелепо с его стороны – все равно что провести с едва знакомым человеком ночь, а наутро требовать разговора по душам о причинах вашего расставания. Но я знала: если промолчу, то выставлю себя неуравновешенной женщиной, которая ненавидит любого психотерапевта, намекающего, что проблема вовсе не в ее ребенке.

Я сделала глубокий вдох.

– Потому что вы выдаете банальности за озарения. Потому что вы делитесь секретами, которые клиенты вам доверили, – вряд ли они бы это одобрили. Но хуже всего – то, что вы, столкнувшись с нетипичным случаем, предпочитаете не разбираться, а перекладывать вину. На меня, на мою мать. – Я сделала паузу. – Или на ее мать.

Я замолчала, довольная тем, что собеседник не сразу пришел в себя.

А когда доктор наконец оправился, он кивнул и сказал:

– Вот это честный ответ.

Я встала и открыла дверь в приемную. Стелла сосредоточенно что-то выводила цветным карандашом.

– Стелла, нам пора.

Уэсли не смог мне помочь, но, пока я вела дочь вниз по лестнице, решение пришло само собой: ее дневник. Он хранил ее тайные мысли и страхи. Он мог объяснить, почему она так изменилась.

Вечером, пока Стелла сидела внизу и вышивала, я прокралась к ней в комнату. Да, я обещала Питу не читать дневник, но что важнее: данное слово или благополучие дочери? Дневник лежал на столе, словно нарочно оставленный на виду. Я открыла его наугад, где-то посередине, и почувствовала, как мир вокруг пошатнулся. Дневник выпал из моих рук.

Я услышала, как хлопнула входная дверь и Пит стал подниматься по лестнице, перепрыгивая через ступеньку. Я быстро вернула дневник на место, но выйти из комнаты не успела.

– Проверила, нет ли тут грязной посуды, – пояснила я как можно небрежнее, столкнувшись с мужем в дверях.

– Ничего не нашла? – уточнил Пит.

Я покачала головой, но он успел заглянуть мне за плечо: на полу у кровати стояли миска с остатками утренней каши и недопитый стакан сока.

Лицо Пита потемнело от гнева.

– Ты читала ее дневник? Так вот зачем ты сюда заходила?

Я опустила взгляд. Пит кипел от ярости.

– Мы же договорились. Не читать, даже если он будет лежать на виду. Она имеет право на защиту своего личного пространства.

– Даже от меня?

– Пойдем в спальню, чтобы Стелла не слышала. – Я последовала за ним. По пути Пит продолжил: – Я спросил ее, чем вы занимались сегодня днем, и она сказала, что ты водила ее к какому-то Уэсли. Предположу, что это Уэсли Бахман из моей подборки. Мы ведь решили, что терапия ей сейчас не нужна.

– Это ты так решил, – напомнила я. – Прости, что сделала это за твоей спиной. Я собиралась все тебе рассказать. – В подходящий момент. – Я думала, Уэсли подтвердит, что ей требуется помощь.

– И что же, подтвердил?

Мое молчание было красноречивее слов. Пит глубоко вдохнул и медленно выдохнул.

– Я переживаю за тебя, Шарлотта. Ты зациклилась на Стелле. Может, тебе нужно отвлечься, переключиться? Пораскрашивай что-нибудь – у тебя это хорошо получается.

Он не хотел меня обидеть, но от этого его слова резанули еще больнее.

– А еще у меня хорошо получается быть матерью, – сказала я, чувствуя, как во мне поднимается волна обиды.

– Может, стоит позвонить моей маме? Она могла бы приехать и помочь, раз ты еще плохо себя чувствуешь.

– Я не хочу дома лишних людей.

Дайан – еще один критик моих методов воспитания. Она непременно заявит, что Стелла «замечательно выглядит», а затем, положив руку мне на плечо, предложит очередной сеанс дыхательных практик для раскрытия чакр.

Пит сжал руку в кулак, а потом разжал.

– С Ириной все было бы намного проще.

– Я тебе уже объясняла, почему с ней пришлось расстаться.

– Но ты даже не удосужилась спросить моего мнения! Ты всегда решаешь все сама.

– Потому что это я сижу со Стеллой дни напролет! Хочешь решать проблемы вдвоем – так давай и воспитывать ее вдвоем.

Пит взял меня за плечи.

– Тогда дай мне такую возможность. Завтра школа закрыта из-за тренинга для учителей. Я проведу с ней весь день. А ты сходи к Шери или еще куда-нибудь. К примеру, на йогу.

Я подумала, что напрасно рассказала Уэсли про изменившийся запах Стеллы. Для незнакомого человека это не аргумент. Но Пит… Пит был рядом с самого начала. Он знал Стеллу с той секунды, как она появилась на свет, и тоже вдыхал тот чудесный аромат – аромат карамели и жимолости.

– А ее запах? – спросила я. – Ты ведь заметил, что он изменился? Как ты это объяснишь?

Пит нервно пригладил бороду.

– Ее запах? – в его голосе звучало замешательство и что-то еще, похожее на страх. Но чего ему бояться? Это меня только раззадорило – я должна была убедить его в своей правоте. Но чем больше я старалась говорить спокойно и рассудительно, тем сильнее мне казалось, что я вот-вот впаду в истерику. Я сделала паузу, собираясь с мыслями.

– Послушай, я понимаю, что у тебя не такое острое обоняние, но это же так очевидно! Я даже сейчас этот запах улавливаю. – Пахло бараниной, хлоркой и чем-то приторным и неприятным. – Неужели ты не чувствуешь?

Пит с сомнением втянул воздух носом, а я продолжила:

– Помнишь, как она пахла в первую ночь? Волшебный аромат. Я лежала без сна и все не могла им насытиться.

– Ну да, припоминаю, –