Плохая кровь - Сара Хорнсли

часа дня, а я уже одета в спортивные штаны и мешковатую пижамную куртку. Если я больше не юрист, то зачем мне выглядеть им? Я делаю глоток кофе и понимаю, что он остыл.

Я знаю, что она ни в чем не виновата. Я даже прекрасно понимаю, что если кто и виноват, так это я. И все же я не могу отделаться от ощущения, что эта женщина, эта Кристина Лэнг, с безупречным макияжем и в строгом костюме, украла мою жизнь. Наверняка она живет в таком же лондонском таунхаусе, как и мой, и дома ее ждет партнер… в то время как я, сбежавшая сегодня утром от мужа, живу у матери. Боюсь собственного шкафа.

Кофе, даже горячий и свежесваренный, уже не помогает, но когда я достаю бутылку бурбона из серванта, где привыкла ее хранить, то по непривычной легкости понимаю, что она пуста.

Я остаюсь в спортивных штанах, но делаю усилие и переодеваюсь из пижамной куртки в топик на бретельках. Беглый взгляд в зеркало говорит мне, что мой внешний вид едва ли соответствует общественным нормам, но это не страшно. Затем я беру ключи от дома и отправляюсь в паб. Я предпочла бы избегать встреч с Джимми как можно дольше, но не в ущерб выпивке. Некоторые вещи слишком важны, и сейчас бурбон со льдом – единственное, что имеет хоть малейший шанс облегчить мою мучительную головную боль.

* * *

Телевизор на стене «Синего орла» резко переключается на другой канал, и я вижу новостную программу; в центре экрана маячит изображение тощей женщины, глаза у нее заплаканные. Надпись внизу гласит: «Сестра убитого Марка Рашнелла обращается к общественности с просьбой о предоставлении информации».

– Самое главное – добиться обвинительного приговора, – произносит женщина, – и чем больше у нас будет сведений, тем выше вероятность этого.

Она говорит так, будто вина Джейка не вызывает сомнений – будто оправдательный приговор будет просто ошибкой системы правосудия, а не доказательством его невиновности.

Я допиваю то, что осталось в моем стакане.

Три порции бурбона. Именно столько потребовалось, чтобы пульсация в моем затылке утихла, а на смену ей пришло опьянение, которое обострило мою язвительность и притупило все остальное – за что я особенно благодарна сейчас, слушая, как горе сестры Марка растекается с экрана по пабу.

Мой телефон вибрирует – пришло сообщение от Ноя.

Мне грустно, что ты не со мной. Ты так спешила сегодня утром… Надеюсь, у тебя все хорошо?

Я знаю, что действую под влиянием выпивки, которая обнажает ту сторону моей личности, которую я обычно скрываю от него, – но практически молниеносно набираю ответ и нажимаю «отправить», прежде чем успеваю обдумать ситуацию.

Тебе грустно? А как насчет меня? К твоему сведению, нет, у меня не всё в порядке.

Я смотрю на экран. Мне очень стыдно за свою грубость – я знаю, что он пытался быть вежливым, – но также немного горжусь собой. Сегодня вечером я не собираюсь притворяться идеальной. Идеальной Джастиной, неизменно такой, какой меня хотят видеть все остальные.

Засовываю телефон в сумку и отодвигаю пустой стакан, указывая на другой. Нынче вечером меня обслуживает парень, судя по виду – чуть старше двадцати. Я не видела его прежде. Он колеблется, и я саркастическим тоном произношу:

– Будьте так любезны.

Прежде чем он успевает ответить, из двери по ту сторону стойки выходит Джимми, одаривает бармена взглядом, который даже я не могу не заметить, и парень проскальзывает мимо него, явно благодарный за то, что избавился от меня.

– Прятался от меня, да? – Я не уверена, шучу я или кокетничаю.

– Вовсе нет, – отзывается он. – Хотя могу то же самое сказать о тебе.

– Я ведь сижу в твоем пабе, не так ли? – Я ненавижу себя.

– Да. Но я уверен, что причиной тому скорее выпивка, которую здесь продают, чем моя персона.

Я не утруждаю себя ответом. Этот человек может быть сообразительным, если захочет.

– За счет заведения, – говорит Джимми, наливая в стакан чистой воды и придвигая его ко мне по столешнице.

– Это вода из-под крана.

– Вода из-под крана с фантастическим лаймом. – Он ухмыляется, опускает в мой стакан немного свеженарезанного лайма, и я изо всех сил стараюсь выглядеть абсолютно не впечатленной. – Осмелюсь спросить, с чего это ты вдруг так?

– С чего? Как будто ты уже не придумал тысячу причин, по которым я могу пожелать напиться в баре до отключки…

– Тогда почему именно сейчас? И не говори, что из-за меня. Я знаю, что это не связано с тем, что мы сделали. Я не настолько самоуверен.

«Почему именно сейчас?»

Как будто все, что мы думаем или чувствуем, должно иметь четкое начало и конец… Джимми не знает об утреннем приеме парацетамола. Я перешла с двух таблеток в день на три, прежде чем решила, что лучше переключиться на кодеин, – убеждая себя, будто разумнее принимать меньшее количество таблеток. Можно подумать, сила воздействия не так важна, как количество препарата. Я словно превратилась в лебедя. Скольжу по поверхности, а под ней – бурное течение.

– Я действительно хочу выпить еще, – резко заявляю я.

– Скажи мне, в чем дело, и, может быть, я принесу тебе выпивку.

– Ты не имеешь права так поступать. Я – клиент.

– Ты в моем пабе.

Туше´.

– Ты действительно хочешь знать? Дело во всем. В моем браке. В моей карьере. В моем брате. В моей матери. В Кристине Лэнг.

– В Кристине Лэнг?

Я понимаю, что никогда не говорила Джимми о своей работе над делом Джейка, и тут меня осеняет: это козырь, который я все еще держу в рукаве и который способен сыграть в этом городе. Я действительно знаю многое, а люди даже не подозревают, что я когда-либо была посвящена в это. Я видела материалы дела. Я читала показания свидетелей.

«Власть – это всё. А информация – это власть».

– Она крадет мою карьеру, – говорю я, стараясь не выдать слишком много. – Так что, выпьем?

– Боюсь, что нет. У тебя уже язык заплетается, Джастина.

– Это не твоя забота – присматривать за мной. – Я явно произношу это слишком громко, слишком решительно, и пара, сидящая рядом со мной, невольно переглядывается. Меня это не волнует. Пусть глазеют. Я и так уже стала посмешищем в судебных палатах, так пусть и здесь повторится то же самое.

– Джастина… – Его голос звучит ниже, серьезнее. – Я не собираюсь обслуживать тебя, но я удостоверюсь, что ты благополучно доберешься до дома.

– Прекрасно. – Конечно, ничего прекрасного