Блеск и ярость северных алмазов - Александр Анатольевич Трапезников

– На что хочешь навести порчу? На болезнь, как и на смерть, исключается. Это связано с уменьшением и потерей собственной энергетики.

– А что тогда остается?

– Ну-у. Несчастная любовь. Неудачи в работе. Крушение планов. Увольнение со службы, в конце концов.

– Вот! – обрадовался Жогин. – Давай-ка, Ида, все это сразу. И неудачи, и крушение, и увольнение. А его тапочки я тебе притащу.

Через неделю он их и принес, заплатив горничной в гостинице «Бристоль».

Акустика звука в механическом фортепьяно

Старушку с хозяйственной сумкой, которую охранники на ресепшене «Бристоля» не пропустили к Ясеневу, звали Лариса Борисовна Тарасова. Она была приходящей домработницей полковника Тарланова и жила неподалеку от него на острове Сомамбала. Через дом от Иды Кошутинской, соседки Тарланова, на той же улице. Убиралась в его комнатах, ухаживала за садом, в оранжерее, иногда готовила еду. Пять раз в неделю. Он был неприхотлив в пище, на завтрак сам делал себе яичницу, обедал на работе, ужинал и вовсе чем придется.

Все время посвящал службе, испытывая при этом в последние полгода своей жизни страшные боли из-за рака предстательной железы. Да еще жена бросила. Но держался и никогда не показывал никакого вида никому, что болен. Боялся операции и того, что его отстранят от работы, уволят. А сделать он мог еще очень много. Прежде всего для России, её экономической безопасности, а также поискам внутренних врагов и коррупционеров. Он был честным чекистом-патриотом, как и положено им быть. А еще очень находчивым.

Когда в Архангельске, как и во всей России, после развала Советского Союза начался передел и захват государственной собственности, он противостоял этому изо всех сил, но всё впустую. Проще было застрелиться, глядя на творящееся беззаконие. Еще лучше застрелить какого-нибудь наведывающегося в алмазную провинцию коллективного Чубайса и Кудрина. Выбрать было из кого. Сюда слетались, как пчелы на мёд, многие знаковые фигуры, мошенники и коррупционеры.

Тарланов принял правильное решение. Он прикинулся «своим среди чужих». Втерся в доверие к Ефимчуку, к Правдину, даже вошел в приятельские отношения с Козочко, Марганией, братьями Тигранян, Арахамией, Березкиным, Свиридовым, Барковым, Барановым и, как вишенка на торте, с «профессором Мориарти».

И вообще был «на ты» с криминальными авторитетами. Хорошо знал и общался с Раймондом Кларком. Словом, вошел в их среду, как нож в масло. А когда приезжали высокопоставленные столичные гости вроде Бурбулиса, Чубайса, Немцова, Кудрина, министра финансов Вавилова или банкира Нечаева, то Тарланов обеспечивал их безопасность и конфиденциальность.

Часто их совещания в целях конспирации проходили в его доме. Иногда он снимал для этих встреч просторные квартиры в Архангельске. Порой заранее бронировал номера люкс в «Бристоле». И везде предварительно устанавливал подслушивающую аппаратуру. После чего делал стенографические записи. Он обладал, в отличие от своей домработницы, феноменальной памятью. Помнил на зубок все проценты и цифры, которые пока вместо алмазов клали в свои карманы коррупционеры, чиновники и бандиты.

Кассеты с пленками и свои блокноты со стенограммами встреч Тарланов хранил в желтой папке. В какой-то момент он почувствовал, что выходит из доверия и за ним самим начинают следить. Появился подозрительный хвост. Перестали звать на встречи со столичными штучками, министрами-капиталистами. Тогда он начал осознавать, что следующим этапом будет его ликвидация. Либо имитация самоубийства. И он предпринял защитные меры. Не в отношении себя, это было бы бесполезно, все равно доберутся, и не таких валили, только потрошить будут дольше. А в отношении своей желтой папки.

Куда деть, где спрятать, кому адресовать после его смерти? Хотел отдать приятной на вид соседке, Иде, с которой даже подружился на почве гладиолусов, но передумал. В доме найдут, коллегам он не доверял. Начальство, в лице генерала Смирнова, было ко всему индифферентно. Но оставался еще московский контрразведчик Ясенев, которого он плохо знал, однако имел о нем самые высокие отзывы. Тот приезжал в Архангельск часто, но случая откровенно переговорить с ним не представилось. В конце концов Тарланов решил, что эта кандидатура подходит больше всего. Об этом ему говорил и его источник «Кохинор», которого он знал, разумеется, под другим оперативным псевдонимом.

Накануне смерти он передал желтую папку Ларисе Борисовне с такими словами:

– Если со мной вдруг что-то случится, отдай, пожалуйста, эти документы Ясеневу из Москвы. Он всегда останавливается в гостинице «Бристоль». Запиши на бумажке.

Тарланов знал, что у его домработницы плохо с памятью.

– А что же с тобой может случиться, Игорь? – спросила она, пряча желтую папку в хозяйственную сумку.

– Да ничего особенного, Борисовна. Смерть.

– Ох, не говори так.

– Да отчего же пугаться? Жизнь – долгая болезнь, а смерть – всего лишь доктор.

Так и случилось. Ночью этот «доктор», в облике «профессора Мориарти», спокойно вошел в дом Тарланова. Дверь была не заперта, хозяин сладко спал. Ида по его просьбе сделала все, как надо. Сначала Жогин из табельного оружия застрелил в висок полковника, стер с рукоятки пистолета и спускового крючка отпечатки пальцев и принялся искать желтую папку, за которой уже многие охотились. Перерыв весь дом и ничего не найдя, он запер изнутри дверь, вылез через окно на втором этаже и спрыгнул на землю.

Несколько лет желтая папка лежала в комоде у Тарасовой. Лариса Борисовна вспомнила о ней только тогда, когда разбирала в нем старые вещи.

– Ой! – сказала она. – А ведь Игорь просил меня передать её какому-то Ясеню. Надо выполнить его последнюю просьбу. Нельзя обижать покойника.

Вот так она и появилась с хозяйственной сумкой у врат «Бристоля». Охранники на ресепшене невольно повлияли на дальнейшие приключения желтой папки. Впрочем, особых приключений не было, она просто вернулась еще на несколько месяцев на то же самое место в комод. Бывают в разведке «спящие агенты», которые в нужное время, когда подошел срок, начинают активно действовать и выполнять свои функции. А в контрразведке, оказывается, бывают «спящие папки».

Тарасова снова стала разбирать вещи в комоде, и вновь наткнулась на желтую папку. И тут во второй раз вспомнила предсмертное поручение Тарланова.

– Как же я могла забыть? – сказала Лариса Борисовна себе. – Надо же её передать Ясеню в «Бристоль». Хорошо, Игорек, сделаю все, что ты просишь.

Но тут пришла соседка, зашел разговор о помидорах, варенье, ценах на рынке, и желтая папка вернулась на свое место. Продолжать спать. До тех пор, пока Лариса Борисовна не начнет новую уборку в комоде.

После смерти Тарланова следователь прокуратуры как-то упустил его домработницу Тарасову из вида. Хотя должен бы был проверить все версии. А когда делом Тарланова по вновь