Кляпа - Алексей Небоходов

раз без смайликов. Ещё через пятнадцать минут добавила «привет» в начале, потом удалила – слишком по—дружески. В 08:24 она вставила фразу «неожиданно увидела тебя», перечитала и решила, что звучит, как донос. Снова удалила. В 09:02 сообщение было готово: «Привет. Неожиданно увидела тебя – было бы интересно встретиться». Без точки в конце. Точка выглядела угрожающе.

Она сидела над телефоном, как кот над зеркалом: и хочется, и страшно. Подумала о кофе, но рука дрожала, и идея показалась небезопасной. Через две минуты после отправки ей стало плохо. Её затошнило от внутреннего напряжения. Пальцы вспотели, подбородок зачесался, уши горели. Внутри неё – вакуум, в котором отчаянно звенела мысль: «Зачем ты это сделала?»

Ответ пришёл через четыре минуты. Всего четыре. Как будто он сидел там же, держа телефон в руках, в ожидании её письма, как старый знакомый из чата поддержки.

«Привет. Конечно, я только за. Когда и где?»

Она перечитала раз десять. Сначала подумала, что ошиблась адресатом. Потом – что он не узнал её. Потом – что это троллинг. Потом – что она умерла и теперь в каком—то постироничном аду.

– Вот это да, – протянула Кляпа, с выражением гурмана, которому неожиданно подали идеальную пасту. – Валюша, у тебя официально открылся доступ к источнику школьных унижений. И, по ходу, источник сам рад доставке.

– Он… он согласен, – прошептала Валя, глядя в экран, как в приближающийся поезд. – Так сразу?

– Конечно. Видишь, какой он доступный? Ты всю жизнь боялась подойти к нему, а он, оказывается, всегда был открыт – почти круглосуточная аптека твоих комплексов. Заходи без маски, работаем по выходным, без рецепта.

Она попыталась набрать ответ. Пальцы дрожали. Первая версия сообщения была слишком формальной, вторая – слишком игривая, третья – выглядела, как приглашение на собеседование. В итоге отправила самое нейтральное, что придумала: «Пятница, 19:00, кафе „Жёлудь“. Подойдёт?»

Ответ пришёл почти мгновенно: «Отлично. До встречи».

Валентина вцепилась в телефон, как в поручень в автобусе на резком повороте. У неё закружилась голова, будто не хватило воздуха. Всё происходящее походило на сцену из чужой жизни. Она не успела даже понять, откуда в её календаре появилось это «Жёлудь», кто вообще предложил встречу – она или неведомая сила, запущенная Кляпой.

– Он согласился. Просто. Без драмы. Без выяснений. Даже без намёка на стыд, – прошептала Валя, уже не уверенная, радуется она или её тошнит от происходящего.

– Конечно. Потому что он мужчина. А у мужчин есть волшебное качество: они редко думают о прошлом. Особенно, если в настоящем им что—то светит. Например, декольте.

– Я ведь даже не знаю, зачем всё это.

– Ты знаешь. Ты хочешь ответов. Ты хочешь справедливости. И немного – доминирования. Возможно, ты даже хочешь, чтобы он раскаялся и заплакал в твоё плечо. Или хотя бы в салфетку. А потом заказал чизкейк и сказал, что ты изменилась. А ты ему: «Спасибо, Андрей, я теперь терапевтический сеанс в чулках».

Валентина пошла умываться. Холодной водой. Долго.

Но план уже жил. Сам по себе. Без её участия. Или с минимальным. Как будто тело решило: раз ты не можешь принять решение, мы примем его за тебя.

Кафе «Жёлудь» располагалось на первом этаже бизнес—центра, где пахло одновременно дорогим кофе, отчаянием и напечатанными за десять минут резюме. Интерьер был странной смесью берёзовых фанерных панелей и пластиковой эклектики в духе «как мы себе представляем Европу». На стене висели рисунки детей сотрудников, один из которых изображал то ли деда Мороза, то ли директора по продажам – судя по количеству красного и кривым глазам. Валентина пришла на десять минут раньше. Не из—за нетерпения. Из—за дурацкой привычки приходить заранее, чтобы иметь шанс сбежать, если станет совсем плохо.

Она сидела за столиком у окна, притворяясь, что выбирает между «рафом на кокосовом молоке» и «перуанским чаем из веника». Руки были влажными. Сердце билось как будто не от волнения, а от попытки достучаться до мозга: «Мы точно это делаем? Серьёзно?»

Когда дверь со звоном открылась, она подняла глаза и… сразу не поняла, что это он. Гриневич выглядел так, будто его кто—то нарочно переодел в "ближайшее, что нашлось на стуле". Пальто – старое, с засаленными пуговицами. Джинсы – с таким количеством заломов на коленях, будто он только что пересчитывал там фасоль. Кеды – летние, в середине октября. И главное – лицо. То самое. Только без наглости. Бледное, напряжённое, с таким выражением, как будто он не в кафе, а в коридоре налоговой, где его вызвали «на пять минут уточнить кое—что».

Он потирал руки, оглядывался по сторонам, и когда заметил Валентину – оживился, но так резко, что выглядел скорее, как собака, которую наконец—то позвали с дивана, чем как мужчина на свидании. Она даже внутренне вздрогнула: не от страха, нет. От жалости. И от того, насколько не совпало с её сценарием. Где был надменный мачо из её кошмаров? Где этот школьный царь с ухмылкой? Перед ней был типичный менеджер из отдела, которого забыли поздравить с днём рождения.

Он подошёл, кивнул и, пытаясь сесть, зацепил локтем сахарницу. Та покатилась, сделала полукруг и замерла. Он выдал: «Привет, Валя», – и его голос дрожал, как будто она сейчас будет принимать у него экзамен по органической химии. Салфетка, которую он пытался положить на стол, улетела. Он попытался её поймать, врезался в край стола, после чего принял решение просто сесть. Неуклюже. По диагонали. Как будто в нём не хватало одного бедра.

– Ты всё такой же… в смысле, как и был, только лысее, – выпалила Валентина. Фраза звучала, как сломавшийся навигатор.

Он захихикал. Настоящим, детским смехом. Не издевательски, не напряжённо, а так, будто не поверил своему счастью – она пришла. Она настоящая. И, кажется, не против. А он тут сидит и дышит. Прямо в кафе.

Валентина неловко улыбнулась. Это был не тот флирт, что она репетировала перед зеркалом, с полуоборотом и наклоном головы. Это было ближе к выражению лица, с которым кошка пытается спрятать кусок колбасы под ковёр, делая вид, что не при делах.

Она потянулась за чашкой. Рука дрогнула. Горячее потекло по пальцам и капнуло на блузку, оставив неровное пятно. Она быстро схватила салфетку. Промахнулась. Потом – вторую. Ещё мимо. Он подал свою. С пятном от карамели. Она взяла. Поблагодарила. Подумала, что ещё можно сделать, чтобы выглядеть менее жалко. И выдала:

– Ну, бывает… горячо… не только от чувств…

В воздухе повисло что—то между гоготом, паузой и внутренним «убей меня прямо сейчас». Он опять засмеялся.