Никому и никогда - Loafer83

— Я не усну! Как можно спать? — возмутилась Юля, но ощутила гнетущую усталость, предвестник отключения. — Я все поняла. Вы нас арестуете?

Если бы киборг мог, то он бы приподнял левую бровь, вот только приподнимать было нечего. Он засмеялся каркающим смехом, переходящим на рык и пошел в сторону лагеря. Девушки пошли следом, спотыкаясь и смеясь. Ноги не держали, но почему-то стало так весело и легко. Юля поняла, что страх исчез, растворился в этом смехе, а она больше не боится умереть. Она знала, за что придется умереть, и не жалела.

В лагере решимость угасла, как гаснет все под натиском безнадежности бытия. Юля с трудом проглотила свою пайку, половину отдала Йоке, не заработавшей и минимального прожиточного корма. Каша, казавшаяся до этого вполне съедобной, оказалась отвратительной не только на вид, но и на вкус, напоминая жидкий цементный раствор с размягченным гравием, выполнявшим роль жалкого подобия фрикаделек. То, что раньше она воспринимала сносно, не вдумываясь и не вбирая в себя, теперь кололо, рвало изнутри, разжигая огонь ненависти и нетерпения. Юля поняла, что долго не выдержит, что она больше не может здесь находиться.

Йока внимательно следила за ней, без тени усмешки или несказанных фраз «я же говорила». Юля сжалась, став еще меньше, но так видели окружающие, в бараке довольно посмеивались, желая еще большего зла ведьме и ее подружке, но Йока видела, как большое и сильное растет внутри Юли. Оберег до последнего защищал ее от реальности, став мощным транквилизатором, способным отключить мозговую деятельность, переводя человека в режим согласного или «просветленного», принимавшего реальность как она есть, не желая и не видя смысла что-либо менять. Так жило большинство в двух мирах, не желая и не видя цели, готовые ради крохи дохода подавлять и поддаваться, терпеть и унижаться, при любом удобном случае унижая более слабого или зависимого. Йока ела без эмоций, давно научившись не чувствовать вкуса еды, хотя она и родилась и выросла здесь, и другого вкуса никогда не пробовала. Несмотря на это, все внутри нее с детства протестовала этой жизни, маленькая девочка, как только научилась говорить и думать, пускай и маленькие, совсем еще детские мысли, стала задавать столько вопросов, что ее надолго изолировали, переведя в изолятор в питомнике. На самом деле там было даже лучше, маленькая Йока не искала дружбы с другими детьми, тем более не желала дружить с воспитателями. В изоляторе было все то же самое, только комната меньше, а вместо воспитателей киборг старого образца, добрый и смешной дедушка, выполнявший всю работу, учивший маленькую Йока быть доброй и справедливой. Старый киборг рассказывал ей сказки, рисовал диковинных зверей, которые когда-то жили наверху. Йока органически не могла вынести работу в вычислительном центре, шпаргалка Юли помогала, но вытерпеть десять и более часов просмотра пропагандистских роликов, перемешанных с самодеятельным контентом, часто повторяющим пропаганду, но в более простой и уродливой форме, она не могла. Поэтому она всегда голодала, получая паек несовместимый с жизнью, находясь на грани истощения, когда организм перестает принимать пищу, пожирая сам себя. На краю обрыва ее держал черный дух, овладевший ею в раннем детстве. Она не помнила и не могла помнить, как это произошло. С духом было и весело, и страшно, особенно сначала, когда черный дух играл с ней, воспринимая девочку как очередную игрушку. Сейчас он и Йока стали единым целым, и ей казалось, что она породила его или позвала, что на деле было одно и то же.

В полночь Йока разбудила Юлю, так и не уснувшую до конца. Юля вскочила и упала с верхних нар, успев сгруппироваться. Она инстинктивно встала в стойку, но, не увидев врага, устало села на нары.

— Собирайся, нас позвали, — Йока постучала по голове в том месте, где находился модуль связи импланта. Специально или нет, но он находился в районе темени или третьего глаза, который в народе называли родничком.

— Меня тошнит, — Юля выпила кружку воды, предложенную Йокой, дотронулась до груди, ощущая холодное спокойствие оберега. Он больше не закрывал ей глаза, но берег мозг и сердце, не давая нервам сдаться, начать паниковать или войти в ступор.

— Бывает. Не бойся, пройдет со временем, люди привыкают к любому дерьму, — Йока села рядом и по-дружески толкнула плечом. — Как думаешь, он нас съест?

Юля хрипло рассмеялась, почему-то она совсем не боялась киборгов-надзирателей. С Беовульфами можно было поговорить, в отличие от других лагерников, продолжавших непонятную и бессмысленную возню и грызню друг с другом за жалкие крохи послабления в работе. Больше всего Юлю удивляло, а позже и бесило, что все хотят стать начальниками, надсмотрщиками с кнутом над такими же жалкими и пустыми людьми, как они. Те же, кто имел внутренний стержень, противились этому и держались особняком, как Йока, долго не выдерживали. Йока рассказывала, что при ней находили убитых в бане или засыпанных камнями в траншее. Про баню Юля и вспоминать не хотела, ограничив себя до одного раза в неделю, реже не позволял регламент. И дело было не в самой бане, а в людях, превращавших это в карусель унижений. Здесь обнажались во всех смыслах, и более слабые прислуживали, унижались перед более сильными. Выглядело это мерзко и воняло тюремными правилами, и если бы Йоку и Юлю не боялись, то также принуждали обслуживать, мыть и натирать кремами, стирать белье и… до сексуального насилия не доходило, в пайке было достаточно угнетателей гормонов, но оставалась потребность в садизме. Особенно ярко это проявлялось у мужчин, Йока рассказывала, как они унижают друг друга, не переходя границ, не доводя до разрывов тканей, но полностью, как и века назад, уничтожая личность.

Выходя из барака, Юля услышала шепот соседей, радовавшихся, что наконец-то их повели на расстрел. Из их разговора она поняла, что эти люди не знают, что такое расстрел, воспринимая значение слова, как тяжелое наказание, часто граничащее с жизнью. От этого ей стало так смешно, что она захохотала посреди пустынного плаца. Йока удивленно смотрела на нее, и она объяснила, в лицах рассказав, как у них, в ее мире расстреливают. На это Йока заметила, что она думала, что это они недоразвитые варвары. Они заспорили по дороге, придя к выводу, что уровень варварства и недоразвитости в разные времена счет равный, не зависящий от уровня технического развития. Выходя из одного мрака, люди придумывают новый, сохраняя баланс уродства и света. Наверное, так и выглядит гармония мира, но Юля чувствовала, что это не может быть постоянной величиной. Рассуждая