Змеиный крест - Энни Вилкс

не допуская разрыва и в десяток шагов, невозмутимо правили двое желтых воинов-мужчин и одна воительница — Гвиана, высокая, красивая и молчаливая девушка лет тридцати на вид. Взгляд Олеара то и дело останавливался на ее прямой спине, на бьющихся в такт шагу лошади длинных золотых локонах, собранных в высокий, перевязанный в нескольких местах хвост. Капюшона воительница не надевала, будто не ощущая холода. Олеар еще не слышал, чтобы она шептала, но был почти уверен, что тайный язык девушка знает. Иногда Гвиана что-то говорила Тамалании, устроившейся перед ней в седле, и та живо отвечала. Лошадь Тамалании, привязанная к петле задней подпруги седла Гвианы, меланхолично следовала за ними, держа голову низко, словно задремывая на ходу.

Олеар сощурился: господин тоже ехал где-то в начале, но сейчас его не было видно. Как ученик ни старался выцепить из темноты громадную фигуру на тяжелом жеребце караковой масти, не мог не только найти учителя, но и понять, где мог бы ступать его конь, — ни одного лишнего следа на дороге не отпечатывалось, цокота копыт из пустоты тоже не звучало. Скорее всего, герцог скрыл себя завесой и теперь наслаждался тишиной и чтением. Олеар, видевший, как, пряча глаза, льнули к Даору Кариону напуганные Ив и Даника, а также и молодой Айден Лисар со своей матерью Сильвией, хорошо понимал утомленного подобострастным вниманием учителя. Теперь, когда прятаться рядом с черным герцогом серая чета не могла, они переместились в хвост шеренги, поближе к Олеару, будто не замечая сидевшей боком на вороной кобыле Юории Карион.

Серые, синие и коричневые воины распределились по бокам от своих господ, будто охрана сейчас, — когда можно было шептать, когда весь отряд оставался накрыт защитным куполом и хорошо скроенной иллюзией, — имела смысл. Эти мужчины тоже ехали молча, сосредоточенно, будто боялись разрушить витавшую между напряженными людьми тяжелую тишину.

Глаза Олеара, как и глаза каждого герцога, каждого воина и каждого шепчущего в их небольшом отряде, были изменены благодаря улучшающему зрение заговору. Хоть Олеар и не видел так же хорошо, как днем, но широкие зрачки улавливали даже мимолетный свет, и он мог разглядеть не только силуэты, но и черты лиц и даже узор плащей. Когда из облаков выплыла мертвенно-бледная луна и осветила петляющий тракт и мешанину черных ветвей кустовой ивы, а за этой преградой — бескрайние поля востока Серых земель, даже светлячки стали не нужны: и так прекрасно ориентирующиеся в темноте лошади не споткнулись бы и без них.

— Уберите уже эту мельтешащую дрянь, — не слишком почтительно попросил Ив Стелер, озвучивая мысли Олеара.

Сфатион Теренер, вопреки настояниям внимательно следящей за ним Теа отказавшийся путешествовать в единственной повозке и после дня в седле выглядевший еще хуже, чем утром, изогнул в ухмылке свои обескровленные губы:

— Ни одного похода за плечами, Ив?

Он добавил еще что-то на языке степняков, Олеар понял только слово «павлин» — обидное, но весьма меткое прозвище для громкого, претенциозного, даже в поход одевшегося в расшитый драгоценностями сапфирово-синий зимний камзол герцога. Теа, как раз обгонявшая мужчин, усмехнулась, поняв, очевидно, сказанное целиком.

Ив вряд ли знал язык кочевых племен, да еще и не скрывал, что ему не приходилось участвовать в войнах, считая это своей собственной заслугой. Он гордо поднял голову и посмотрел на свою уставшую и раздраженную жену, будто ожидая одобрения. Даника же перехватила повод крепче, не оглядываясь на супруга, будто его и вовсе не было.

— Не дело правителей — болтаться по дорогам, как торговцы, — продолжил Ив. — Но это не значит, будто я не понимаю, что такое «не привлекать к себе внимания». Свет этих штук виден издалека.

Сфатион не ответил, направляя свою лошадь вслед за Теа. Это оскорбило Стелера, и он повторил громче:

— Уберите огоньки!

Ни Йорданка, ни Лианке слышать синего герцога не могли.

— Угомонись, — наконец тихо сказала ему жена. — Мы выглядим как караван бродячих торговцев, а они всегда освещают себе путь, если идут ночью.

— Они ночью не идут, — почти обиженно ответил Ив, мигом сдуваясь. Олеару показалось, что он рассмотрел выступившие на щеках полного герцога красные пятна. — Даже торговцы ночью отдыхают. Это нравится мне все меньше.

— Хочешь повернуть назад или все-таки воспользоваться порталом? — шепотом, так, чтобы остальные не слышали ее слов, осведомилась Даника.

— Спешу вас успокоить: мы остановимся совсем скоро, как только достигнем холмов, — бодро пояснил приблизившийся быстрой рысью Роберт. Голос его был громким, совсем не уставшим. — Там можно зачаровать одну из лощин и встать так, чтобы нас не было видно. А пока, мои сиятельные, придется немного потерпеть тяготы этого унылого в своей безопасности пути.

— Мы разве не спешим? — подначил пытавшегося скрыть облегчение Ива Сфатион. — Мы могли бы ехать всю ночь и остановиться завтра вечером.

— Не стоит, — ответил ему Роберт как ни в чем не бывало. — Не все привыкли к походной жизни. Сон лечит, между прочим. У нас будет на это пять часов.

— Син при смерти и больше не может держать круг, которым запер Караанду, — будто радуясь, громко заметил Сфатион. Олеар видел: красный герцог говорил так, чтобы его слышали другие, и ему нравилось замешательство, изредка мелькавшее на напряженных лицах. — А значит, сколько у нас времени?

— Директор Син не при смерти, — тяжело оборвал его Роберт. — Замолкните, иначе я вас кулем привяжу к седлу, придется спать уже сейчас, — добавил он тише.

Некоторое время мужчины сверлили друг друга взглядом, но вот Сфатион зло усмехнулся, — как и всегда, когда признавал, что соперник сильнее него, — и ушел вправо, обгоняя Роберта.

— На следующей развилке — налево по узкой тропе! — скомандовал Роберт, снова уносясь вперед.

Олеар некоторое время разглядывал жесткое, исчерченное глубокими морщинами лицо красного герцога. Тот сжал губы в тонкую линию, будто закусил их изнутри, и во всем его облике скользила ненависть униженного гордого человека. Учитель говорил, что Роберта нельзя недооценивать, но тот был очень самонадеян, если так небрежно бросал даже раненому Теренеру вызов: известные своим темпераментом красные мало кого прощали, а потерявший сыновей и уже сдававшийся безумию Сфатион и раньше не славился отходчивым нравом. К тому же никто точно не знал, умеет ли красный герцог говорить на тайном языке.

— Если они решили, что мы поедем на лошадях, то почему не озаботились нормальными повозками? — вырвала Олеара из размышлений недовольная Юория. Она повязала вокруг шеи тонкий шелковый платок, который вряд ли помог бы ей согреться на пронизывающем ветру, и ерзала на седле, но упорно не садилась в него по-мужски. Узор из черно-красных роз на ее одеянии напоминал Олеару кровавые разводы на