Рунный маг Системы 8 - Артем Бах

Больше нам было нечего сказать друг другу. Кузнец резко устремил ко мне свою ручищу, однако теперь его движения были не быстрее моих. Я активировал боевую форму и отпрыгнул назад, а затем высвободил в противника удар молнии.

Синяя плеть мгновенно прожгла дыру в плаще Сфинкса, но не оставила на его коже ни следа. Мой противник поспешно выхватил с пояса некую оружейную карту и стукнул ею по своей груди. Во вспышке света на его теле возник полный доспех из белой стали, в которой я быстро узнал плоть агатового рыцаря. Через мгновенье эти невообразимо прочные латы загорелись пламенем от активации боевой формы Эрдема.

— Похоже, ты также не сидел без дела, — мрачно произнёс я. — И как же ты сумел обработать материал, превосходящий прочностью титановые сплавы?

— С навыками Системы и с руками, растущими из правильного места, возможно и не такое, — ответил кузнец, опуская забрало белого шлема.

Доспех на его теле смотрелся слишком инородно. Он был ярким, бросающимся в глаза, совсем не таким, какие привык носить этот убийца. В подкорке моего сознания я почувствовал чужую мне праведную ярость: этот подлец носит на себе кожу камиранского рыцаря, да ещё и делает это так, словно такой доспех принадлежит ему по праву. Неужели предатель возомнил себя полноценным рыцарем? Однако чего может стоить рыцарь, которому чужда честь, доблесть и самоотверженность?

— Заткнись, Лорман, — озлобленно процедил я сквозь зубы. — Прочь из моей головы.

— С кем ты разговариваешь? — Эрдем рванул ко мне с такой прытью, будто доспех на нём вовсе ничего не весил. Я отскочил назад и сжал вокруг противника хватку высшего телекинеза.

И вновь мана повиновалась мне неохотно и преобразовывалась слишком медленно. Кузнец вырвался из хватки и настиг меня, но кое-как мне удалось вовремя создать перед собой толстый силовой щит. Сокрушительный удар Эрдема с трудом проломил барьер, а затем, значительно замедлившись, настиг меня и врезался в ядро сапфирового рыцаря. Этого хватило, чтобы отправить меня в полёт сквозь лесные заросли, сквозь ломающиеся подо мной многочисленные ветви, а затем вмять меня спиной в ствол толстого дерева.

Позади меня раздался громкий треск древесины, и дерево, покачнувшись, начало заваливаться в противоположную от меня сторону. Но я не придавал этому значения: всё моё внимание было сосредоточено на уже мчащемся ко мне противнике.

Я вновь едва успел защитить себя барьерами и вновь отступил, переходя в глухую оборону. Заклинания активировались медленнее обычного, и я не чувствовал их прежней силы. Я будто оказался глубоко под водой и боролся не только с крайне опасным противником, но и с мощным давлением, сковывающим каждое движение. Почему моя мана выходит из-под контроля? Почему не слушается? Что же такого во мне изменилось?

— Не оттягивай неизбежное, малец, — произнёс Эрдем, разбивая очередной созданный мною силовой щит. — В этот раз тебе выше головы не прыгнуть…

Мои удары молний и магические снаряды не оставляли ни царапины на белом доспехе Эрдема, а сам кузнец сохранял такой интенсивный темп боя, что я не успевал чертить руны. Моя магия продолжала мне противиться, и вскоре я ощутил неестественную слабость по всему своему телу, а из-под моего помятого доспеха начала обильно сочиться кровь. Дела принимали весьма скверный оборот…

Что мне мешает? Что не позволяет мне полностью раскрыться? Что не даёт использовать магию во всю её мощь? Быть может, ядро оказалось повреждено?

Воплотив крылья Хугина, я попытался взмыть высоко в воздух, однако Эрдем бросился вслед за мной с применением рывка. Его массивная ручища сжалась на моей ноге, сдавила поножи, а затем, судя по раздавшимся звукам и вспыхнувшим болевым ощущениям, сломала мои берцовые кости. Я выплеснул в кузнеца водяной шар, а затем вновь принялся бить по нему молниями. Эрдем разжал руку, но, уже падая, успел выпустить из ладони пламенный луч, который устремился к одному из моих крыльев.

Луч воспламенил перья и прожёг псевдоплоть, после чего я начал стремительно терять высоту. Я промчался мимо деревьев, сшибая в падении их толстые ветви, а затем окутал всё своё тело водяным шаром, сгруппировался и приготовился к столкновению.

Посадка оказалась жёсткой и едва не обошлась мне парой сломанных рёбер. Мои изломанные крылья растворились, но их судьба меня сейчас волновала меньше всего. С трудом поднявшись на ноги, а вернее, на свою ещё целую ногу, я резко приложил ладонь к кристаллу маны в моей груди. Вопреки догадкам и ощущениям, с ядром всё было в полном порядке. С ядром… Но не с моим сердцем.

«Сердце рыцаря», именно так Система называет кристаллы, которые эти могучие големы гордо носят в своей груди. Сердца рыцарей содержат в себе значительные фрагменты их душ, которые тесно переплетены с таящейся в них энергией. Когда разум убийцы возобладал надо мной в бою с агатовым рыцарем, я сумел сделать невозможное и подчинить своей воле энергию противника. Секрет такого успеха заключался далеко не только в моих навыках. Существенную роль сыграло то, что моя душа, лишившись эмоций и достигнув идеального самоконтроля, отчасти сама стала похожей на душу агатового рыцаря. Его энергия приняла меня, мои цели и мой взгляд на мир.

А что на счёт энергии сира Лормана? Прежде я жил с ней в гармонии. Я глубоко уважал принципы этого рыцаря. Я верил в его идеалы и стремился к тому же, к чему стремился он. Всех спасти. Всех защитить. Закончить кровопролитие. Сейчас же моё сердце захватила ненависть и жажда крови, а также горе, которое я старался заглушить любой ценой.

В моей душе образовалась пустота, которую я отчаянно пытался заполнить всеми возможными способами и абсолютно любыми эмоциями. Самобичевание стало моим плацебо, ненависть и презрение ко всему сущему легли вуалью на моё бессилия и не позволили мне его принять. Когда я должен был быть силён, я оказался слаб. Когда я должен был защитить дорого мне человека, я не смог этого сделать. Это была моя вина. Моя и никого другого. Но я до последнего отказывался это признавать.

— Похоже, ты уже своё отлетал, — холодный голос Эрдема раздался из гущи леса, и я увидел приближающуюся ко мне фигуру в полыхающем белом доспехе.

Мой противник не торопился, так как в глубине души наслаждался зрелищем моей беспомощности. Это было типичное для Эрдема проявление иррационального садизма, существование которого кузнец пытался отрицать. И всё же я уже видел этого человека таким. Точно также он однажды неспешно направлялся