Роза для герцога - Таня Соул

Вежливое и заботливое отношение герцога к простой служанке казалось Розалин странным. Нет, в Каринэе не было рабства и не поощрялись издевательства и телесные наказания, но строгую сословность здесь чтили, как и в любом герцогстве Кресанта, южного ли, северного ли — не имело значения.

— Вы могли бы и не спрашивать моего согласия. Связать и просто отдать ему.

— Мог бы, и, наверно, так мне и стоило поступить. Но, если ты и впрямь инара, как уверяет Андриан, мой долг дать тебе выбор. Хотя мы оба понимаем, что на самом деле выбор и у тебя, и у меня только один.

Розалин прикрыла глаза, и на мгновение перед её мысленным взором появилось самодовольное лицо северного герцога. В его взгляде читался азарт хищника. Он мог сколько угодно рассказывать ей о своей болезни, но она не верила ни единому его слову. Он, как и многие знатные мужчины, не терпел отказов, особенно если получал их от простой служанки.

— Уехать с ним — это всё, что я должна сделать? И вам не важно, как долго я пробуду в его замке и стану ли ему помогать?

— Важны только подписание мира и ваш отъезд.

Она сделала глубокий вдох. На кону стояло счастье её семьи и народа. Возможно, будь на её месте другая инара, она бы побоялась оказаться на чужой земле в плену у покорившего Каринэю герцога, но Розалин всегда отличался сильным и пылким духом. Она не боялась уплыть с Андрианом и не сомневалась, что сможет от него сбежать и вернуться на родину.

— Поклянитесь, что ни мне, ни моей семье ничего не грозит, если я вернусь в Каринэю против воли герцога Тэнайского.

— Я клянусь, что не только не накажу тебя, но и помогу укрыться.

— Будь по-вашему. Скажите северянину, что я согласна.

Розалин вышла из замка на ватных ногах и, стараясь не обращать внимание на приставленную к ней охрану герцога Тэнайского, направилась в сад, её самое любимое место в замке. Яркое, жгущее кожу солнце проглядывало между ровно остриженными кустами. Его лучи игриво вспыхивали и гасли, уводя смелую инару ближе к устроенному в центре сада лабиринту. Его незамысловатые повороты и внезапные тупики всегда помогали ей собраться с мыслями. Обычно она заглядывала сюда на закате, когда опустившийся на Каринэю полумрак мог укрыть её от глаз строгих надзирателей и садовников — слугам не пристало прогуливаться по Замковому саду.

Она медленно шла по устеленным гравием дорожкам лабиринта и представляла, что каждый поворот — это очередная перемена в её жизни.

Вот развилка увела её влево — это впервые проявился её целительский дар. По сей день она помнила, как ненавистный мальчишка, издевавшийся над нею всё детство, поранил ногу о ржавый гвоздь, торчавший из прогнившей выброшенной на дорогу деревяшки. На следующий день нога его напоминала полено, опухшая и раскрасневшаяся она заставляла закоренелого забияку, не хуже испуганного щенка, скулить от боли. Как же Розалин не хотелось помогать ему! Но тогда ещё, в тот день, судьба её определилась раз и навсегда. Её дар был добр ко всем, кроме неё самой, и заставлял помогать даже тем, кто, по мнению Розалин, вовсе не заслуживал ни помощи, ни даже сочувствия. Ненавистный мальчишка поправился, а про Розалин по деревне начали ходить толки, что помогла она ему не просто так и дар в ней настолько велик, что отказать нуждающемуся она просто не в силах.

— Инара, — шептали соседи, когда она проходила мимо их двора. — Настоящая инара… Сам источник одарил её.

Проклятье, а не дар получила она от Сатрэм, Южного источника Кресанта. Истинное наказание и вечные муки. Ей казалось, умри она, просящие отправятся за ней и в бескрайнюю Пустыню, где, кроме жажды и жара от палящего и днём и ночью солнца, ничего и нет. Ни людей, ни животных, ни растений. В той пустыне нет жизни.

Очередной поворот увёл её вправо, заставляя охранников, ни разу не бывавших в этом лабиринте, недовольно ворчать и оглядываться. Но выхода позади уже не было видно. Потеряй они из виду и инару, ещё долго им придётся плутать по искусно продуманному хитросплетению дорожек и высоких кустов.

— Давайте вернёмся, инара, — крикнул один из стражников.

— Боитесь вдвоём не уследить за одной девчонкой? — спросила Розалин с нарочитым вызовом в голосе. — Вас приставили ко мне, чтобы охранять, а не указывать. Так вот и охраняйте. — Она оглянулась на громилу, застывшего позади неё в нерешительности, и, убедившись, что он больше не собирался ей мешать, двинулась дальше.

Яркое солнце полыхнуло сквозь лиственный узор, и Розалин, сощурившись, снова свернула влево. Теперь яркие солнечные лучи наискось обжигали руки и лицо. Инара, постепенно ускоряя шаг, задумчиво вглядывалась в серые камни под ногами. Они напоминали ей едва остывший пепел, прилетевший от их только что сожженного дома. Казалось, она снова попала в свою деревню и слышала, как где-то вдалеке весело переговаривались и смеялись солдаты, а рядом её сестра рыдала над сыном, чьё лицо навсегда сохранит опечаток пламени. И даже целительский дар Розалин не сумел избавить его от огромного шрама. В тот день она смотрела на пепелище, оставшееся от их дома, и знала, что так судьба подталкивала и торопила её уйти.

Все инары, все, без исключения, уходят из дома. Они рано взрослеют, рано познают любовь и рано ею обжигаются. Они рано признают своё отличие от других людей. Они все понимают, что надо уйти. Что их путь — одиночество. Что просящие должны идти к ним дорогой поиска и преодоления. Тогда их сердце очистится и наберётся силы, тогда они станут достойны помощи. Ведь человек редко способен на благодарность. Он ценит лишь то, что далось ему тяжёлым трудом.

Вот и ей, Розалин, в тот день следовало покинуть деревню и отправиться дорогой одиночества, скрыться в лесу и принимать нуждающихся до тех пор, пока бескрайняя Пустыня не призовет её в последний путь.

Но Розалин не просила о такой жизни и не хотела её. Она, гонимая судьбой, ушла из деревни, но отправилась не в лесную глушь, а в самый шумный город в их герцогстве. Она пошла в Каринэю. Бунтарский ли дух говорил в ней, горячая ли кровь подтолкнула её, или же просто среди инар оказалась та, что не хотела подчиняться судьбе. Город встретил её шумом многолюдных улиц, грохотом колес о выщербленную мостовую и не терпеливым ржанием лошадей. В Каринэе жизнь кипела и переливалась через край. И трудно было сказать, что это столица раздираемого феодальными распрями герцогства.

Погрузившись в живую музыку города, она поняла, что никогда не сможет отказаться от общества других людей. Спустя три дня после прибытия в столицу ей удалось устроиться служанкой в замке герцога. Ни черные работы, ни пренебрежение знатных особ не страшили и не отталкивали её. Всё, абсолютно всё здесь было ей в новинку. Утром она приступала к работе с радостью, а за полночь ложилась спать, ощущая приятную усталость.

И жизнь в замке для неё была размеренной и спокойной до тех пор, пока нерадивый поварёшка не обжёгся куриным бульоном и дар её не потребовал помочь нерадивому мальчишке. Тогда взяла она с него слово, что он не выдаст её ни другим слугам, ни знакомым и родственникам, ни, уж тем более, чужакам.