Змеиный крест - Энни Вилкс

что все быстро закончится, но становилось лишь больнее. Она не понимала, что он ищет. Мысли кашей мельтешили, у Аланы не получалось сосредоточиться ни на чем конкретном, и это было мучительно, будто кто-то специально сводил ее с ума.

Она толкнула Келлана в грудь обеими руками. Абсолютно бесполезное и безуспешное действие: он не сдвинулся. Алана почувствовала, что по щекам прокладывают дорожки слезы.

— Прекрати, прошу тебя, мне больно! — вскрикнула она наконец.

Келлан моргнул, его губы дрогнули, и тяжесть пропала. Алана согнулась, подтягивая горячий лоб к коленям, задыхаясь.

— Прости меня, — как-то отсутствующе извинился Келлан, опускаясь на матрас. — Тебе стоило мне рассказать все с самого начала. Тогда, возможно, я бы не стал…

Он замолк.

Алана искала его взгляда, но Келлан сидел, тяжело опершись локтями на бедра, и смотрел себе под ноги.

— Ты бы не стал иметь со мной дела? — выдавила из себя Алана.

— Да. Нет.

Келлан наконец повернулся к ней.

— Теперь ты все увидел? — спросила Алана. — Зачем было делать так? Келлан, я… — Вдруг она поняла, что не хочет обращаться к нему на «ты», как раньше. — Что это меняет? Я не понимаю.

— Ты шутишь? — усмехнулся Келлан. — Ты виновата в сотнях смертей и, если они достигнут желаемого, будешь виновата в десятках тысяч. Ты предала наше доверие. Воспользовалась моей слепотой, чтобы сделать это. Ты спрашиваешь, что это меняет?

Алана не знала, чем ответить. Что сделал Даор Карион? Что такое он совершил с ее помощью, раз Келлан может обвинить ее в чем-то подобном? Это было безумно.

— Я не участвовала ни в чем таком, — сказала она твердо. — А не рассказала тебе про знакомство с черным герцогом, потому что не посчитала это важным. Это никак не относится ни ко мне, ни к тебе.

Келлан ее будто не слышал.

— Ты предательница. Син казнит тебя, ты понимаешь? Тебе не жить. И меня послали забрать амулет, посмотреть твой разум и…

— Казнит за что?!

— Алана. — Сейчас ее имя звучало совсем не нежно, скорее Келлан произнес его устало. — Прекрати отрицать. Ты попалась, это всем известно, и это известно мне. Имей достоинство хотя бы не делать вид, что ничего не понимаешь.

— Да при чем тут черный герцог? Что он?..

— Прекрати говорить о нем! — внезапно прорычал Келлан, хватая ее за руку. — Я уже понял, о чем ты беспокоишься. Но он бросил тебя, как только ты исполнила свою функцию, и, раз уж я здесь, Даор Карион отправил тебя на смерть, понимаешь ты или нет?! Тебе не стоит больше быть, — он перевел дыхание, — его.

— Я не принадлежу ему. Я никогда и ни в чем ему не помогала. Келлан, пожалуйста, пожалуйста, объясни мне, что происходит, что за казнь, почему? Что я сделала?! Как он использовал меня? — взмолилась Алана. Слезы текли по ее щекам. Келлан держал руку как тисками, кончики пальцев онемели.

— Как ты можешь быть такой? — зло выдохнул ей в лицо Келлан, в болезненном поцелуе накрывая ее губы своими. — Как можешь плакать и играть в невинность, как можешь…

Он схватил ее за плечи и тряхнул, а потом прижал к себе так крепко, что Алана задохнулась. Следующие его слова она еле расслышала: Келлан произнес их ей в волосы, и голос его был срывающимся:

— Свет, я не отдам тебя им, даже если ты порождение тьмы Разлома. Я не отдам тебя. Мы уходим. Сейчас же, пока не поздно.

Он тяжело дышал. Алана слышала, как громко и гулко колотится его сердце.

— Келлан, куда…

Он немного отстранился, и Алана не смогла договорить, увидев его красивое лицо: в зеленых глазах стояли слезы.

Сквозь нереальность и нелогичность сбывавшегося кошмара она понимала: это могло быть недоразумением или не быть им, но что-то происходило, что-то уже произошло, страшное и непоправимое, и вместе с тем Келлан, пришедший казнить ее, отказался от своего плана. Он был на ее стороне. Был здесь, с ней, и предлагал бежать. Предавал Приют ради нее, предавал Сина, предавал своего отца. Это было мучительно и вместе с тем… Алана кончиками пальцев коснулась щеки Келлана, а потом губ. Взгляд его наконец потеплел.

Все недоразумения можно было разрешить позднее. Невиновность можно было доказать. Но — и она абсолютно верила Келлану — сейчас стоило бежать вместе с ним, куда бы он ни позвал.

Алана собрала мысли и только тихо уточнила:

— Ты считаешь, что нам нужно так делать? Я думаю, это недоразумение. Объяснишь мне?

Келлан кивнул и вдруг прижался лбом к ее лбу, совсем как раньше.

— Алана, сейчас мы выйдем отсюда под чарами отвода глаз. Покинем Приют через Южные ворота, они ближе всего к этому корпусу. Син сейчас занят, и он думает, что тебя не упустит мой отец, а тот в свою очередь уверен, что тебя не упущу я. Поэтому у нас есть шанс.

— Какие ворота? Я думала, что выйти можно только порталом, — невпопад спросила Алана.

— Порталами сейчас пользоваться нельзя. Вставай. Очень быстро, Алана. Я и так удивлен, что отец решил подождать. Как только он поймет, что мы уходим, будет поздно бежать.

Келлан поднялся.

Алана растерянно оглянулась:

— Я… Мне бы вещи собрать… И я в…

Она хотела обратить его внимание на свой домашний наряд, но осеклась.

— Все можно купить или создать, — отрезал Келлан, и Алана почувствовала, как прямо поверх сорочки ее обхватывает плотный тканевый балахон. — Идем.

— Подожди, — остановила себя и Келлана Алана. Способность рассуждать понемногу возвращалась к ней. — Нет. Сначала давай все проясним. Я думаю, и ты, и Син стали жертвами какого-то заблуждения. Я никуда не пойду, пока не поговорю с ним лично. Син не стал бы меня казнить из-за какого-то неизвестного мне опосредованного участия в… я даже не знаю в чем. Я благодарна тебе, но…

Мир погрузился во тьму, и, уже теряя сознание, Алана почувствовала, как сильные руки подхватывают ее.

Глава 16. Пояс. Юория

Ее муж сидел на возвышении где-то за спиной великого мастера по артефактам и наблюдал, как далеко внизу Юория уже в двадцатый раз склонилась в земном поклоне перед этим богом в солнечных одеждах. Когда Ннамди отворачивал от нее свой сияющий лик, способность мыслить и дышать возвращалась к ней, на сердце волной обрушивалась доселе никогда не испытываемая ненависть, и тогда Юории хотелось воззвать к Вестеру и потребовать убить Ннамди. Она набирала полную грудь воздуха, и… стоило ей поднять глаза, перед взором ее появлялось властное, со сверкающей улыбкой лицо, и вместо просьбы с губ ее срывался лишь писк. Хуже всего было то, что и ненависть пропадала не