Новая сестра - Мария Владимировна Воронова

Слезы снова навернулись на глаза, то ли от жалости к себе, то ли от человеческого участия.

– Что вы, Катенька, – Воинова подала марлевую салфетку, – не надо, не расстраивайтесь, все будет хорошо.

Она потушила папиросу и обняла Катю крепко, по-настоящему, так что можно было вволю всхлипывать и плакать в теплый впалый живот.

– Ладно, ладно, хорошо, – большая ладонь гладила ее по голове, и от этого верилось, что жизнь еще возможна, – поплачьте, облегчите душу от страхов и сомнений. Молодые люди бывают очень напористы, это верно, но вы держитесь, не поддавайтесь на уловки и шантаж. И не расстраивайтесь, если он, не получив своего, порвет с вами. Для вас это будет только к лучшему. Значит, человек негодный, ненадежный.

Катя всхлипнула особенно громко. Она знала, что Воинова права, и плакала не о Владике. Но Элеонора Сергеевна и сама, наверное, понимала это, потому что ничего не говорила, только обнимала ее и гладила по голове, и Кате показалось на секунду, что несколько слез упали на ее макушку.

– Простите, пожалуйста, – некрасиво шмыгнув носом, Катя отстранилась от Воиновой, – простите, что так все это на вас…

– Катя, я первая полезла к вам в душу, поэтому простите меня вы. Вот, выпейте водички, подышите немного у окна, и я вам гарантирую, что через десять минут будет совершенно незаметно, что вы плакали… Так, марлю дайте сюда, не вытирайте ею лицо с такой интенсивностью.

– Простите, – повторила Катя, становясь возле открытой форточки.

– Да боже мой, лишь бы на пользу пошло. Я не прошу от вас, Катя, никаких обещаний, вы взрослый человек и сами решаете свою судьбу, но в решительный момент, когда сопротивляться будет особенно трудно, сделайте глубокий вдох и быстренько вспомните, что я вам сегодня сказала.

– Хорошо, Элеонора Сергеевна.

– Ну что, еще по чашечке чаю и по домам? – весело воскликнула Элеонора Сергеевна. – И вот что еще, Катя…

С этими словами она стремительно вышла из кабинета наполнить чайничек, а Катя осталась у окна, подставив лицо холодному ветру из форточки. Ничего не изменилось в ее судьбе, но от сознания, что есть на свете люди, кроме Таточки, которым она небезразлична, ей стало легче.

– Подвиньтесь чуть-чуть, Катенька, мы сейчас взгреем свежего чаечка. – Вернувшись, Воинова радостно улыбалась, хотя глаза ее чуть-чуть покраснели. Она снова зажгла спиртовку. – Так вот, Катя, из моих слов у вас могло сложиться впечатление, что плотская любовь для женщины – это великая жертва или не менее великий позор. К счастью, это не так.

Воинова улыбнулась и закрыла форточку:

– Кажется, уже достаточно свежо, и личико ваше приняло обычный вид. Так вот плотская любовь, это нормальная часть жизни, и она приносит радость, если вы занимаетесь ею, как и всем остальным в этой жизни, по собственной воле, сознательно, и с людьми, которым вы доверяете. Потерпите немного, Катя, и вы обязательно встретите человека, который не заставит вас переступать через себя, чтобы быть с ним.

Глядя на ее ласковое лицо, Катя улыбнулась. Она не могла сказать Воиновой, что переболела бы Владиком, первой любовью, и затхлый привкус предательства забылся бы, оставив в памяти только ощущение чуда, и хорошего человека она бы встретила, если бы только ей позволено было жить…

* * *

Придя домой и переодевшись, Элеонора бросилась готовить бигос – блюдо, много лет являющееся палочкой-выручалочкой для работающих женщин. Во-первых, мясные обрезки для него режутся так мелко, что уже не выглядят обрезками, во-вторых, их можно и положить поменьше, а главное, блюдо набирает силу на третий день, что очень удобно. Не нужно даже вывешивать за окно, постоит ночь в кухне, и от этого будет только лучше. Завтра она идет на сутки, Костя с Петром Константиновичем пообедают, а послезавтра посмотрим. Может, бигос на третьи сутки окажется слишком сильным для Костиного пищеварения.

Элеонора быстро резала капусту на тоненькие ленточки. После разговора с Катей душа была как умытая, и вовсе не потому, что она убедилась в безопасности собственного брака. Она никогда серьезно не верила в анонимку, лишь допускала, что такое теоретически возможно. На всякий случай она же уже ведь решила, что, если Катя ей признается в связи с Костей, немедленно дать ему развод и отпустить с миром, но здравый смысл подсказывал, что нервное состояние девушки вызвано чем-то другим. Элеонора полагала, что Стенбок как-то проявил свои чувства, и Катя волнуется, что не может ответить ему взаимностью. К счастью, она во всем ошибалась, предметом оказался юноша-студент, слишком горячий для любви и слишком робкий для семейной жизни. Впрочем, после Нового года Стенбок будто забыл про Катю. Не бывал в оперблоке, и в доме Холоденко, кажется, не появлялся. Костя общался с Тамарой Петровной по специальности, частенько забегал за советом по поводу сложного клинического случая или статьи, он бы знал, что Стенбок ходит с визитами. Что ж, взрослый одинокий человек влюбился в юную девушку и, понимая, что между ними ничего не может быть, в новогоднюю ночь позволил себе маленькое чудо. И вернулся к будням.

А Катя даже не заметила его влюбленности, и так, оно, наверное, и должно быть.

Девушки – с юношами… Правда, ей попался не самый достойный, но такое бывает, и чаще, чем хотелось бы думать.

Элеонора улыбнулась. Как хорошо, что они поговорили и она рассказала Кате о своем грехе! Вдруг ее опыт убережет девушку от глупости, тогда и своя ноша станет чуть полегче…

«Господи, пошли ей стойкости и благоразумия, – шептала Элеонора, – пусть устоит перед соблазном, обойдет искушение и встретит настоящую любовь».

Она не сразу поняла, что снова молится…

– О, могила минера на картофельном поле? – засмеялся Костя, входя в кухню.

Элеонора фыркнула и не обиделась, ибо таково было почти официальное название бигоса в столовке комсостава.

– Это значит, ты завтра на сутках? – поцеловав ее в затылок, Костя с любопытством заглянул в кастрюлю. – Аромат божественный… так, ты на сутки, у меня большой операционный день, а у Петра Константиновича родительское собрание.

– Полкан пусть сходит.

– Логично. Он все понимает, только сказать не может, а на родительском собрании больше ничего не требуется в принципе.

– Разве что с другими родителями погавкаться.

Элеонора убавила примус и помешала капусту в кастрюле, раздумывая, добавлять ли воды. Плеснула все-таки из чайника немного на всякий случай.

– От Павловых кто-то наверняка пойдет, – сказала она, – или отец или сама. Я потом спрошу, о чем шла речь.

– А вдруг они надеются, что пойдем мы и расскажем им?

Элеонора