Брат на брата. Окаянный XIII век - Виктор Карпенко

Никогда еще не видел князь Федор такого огромного войска: вся степь за Воронеж-рекою светилась кострами. Их было так много, что звезд на небе, и то было меньше. Над становищем татар стоял гул от множества голосов, и этот гул леденил кровь. Всю ночь князь Федор не сомкнул глаз, а утром, взяв с собой пятерых бояр и два десятка гридей, на двух больших лодках переправился через реку.

Посольство рязанского князя у татар не вызвало интереса. Лишь проводив глазами одетых в дорогие одежды русов, они продолжали свои дела. Только на середине пути к стоявшему на холме большому шатру, вокруг которого стояло множество шестов с флажками и конскими хвостами, к посольству подъехало до десятка воинов во главе с татарским сановником. Чуть изменяя окончания слов, он поинтересовался:

— Кто ты и что привело тебя в стан повелителя мира, великого Бату-хана?

— Я — князь Федор, сын и посол князя рязанского Юрия Игоревича.

— Бату-хана нет в ставке. Тебе и твоим людям будет отведено место для отдыха, и когда Джихангир захочет тебя видеть, за тобой придут.

Ждать пришлось недолго. Видимо, хан спешил с походом на Русь, и потому уже на следующий день, ближе к ночи, послов привели в шатер. Хан Батый сидел на возвышении, обложенный подушками. Он лишь повел бровью в сторону разложенных на ковре подарков рязанского князя и через толмача спросил:

— Послушен ли воле моей князь рязанский?

Федор, дрогнув голосом от нахлынувшего волнения, с достоинством ответил:

— Князь Юрий Игоревич — меньший князь. Он не может исполнить твои требования, не испросив разрешения у великого князя Владимирского Юрия Всеволодовича. Во Владимир направлены гонцы, и отец мой ждет ответа.

Хан, глядя на смиренно опустившего глаза долу и склонившего на грудь голову молодого князя, поначалу нахмурился, но потом расхохотался. Разве мог Федор состязаться в хитрости и лицемерии с великим Бату-ханом? Утерев кулаком выступившие от смеха глаза, хан погрозил перстом рязанскому князю и снисходительно произнес:

— Князю владимирскому скоро будет не до Рязани, и не только ему. Вся Русь ляжет у моих ног, и весь мир будет служить мне. Говорили, что князь рязанский — смелый воин и умный правитель. Он не был мне врагом на Калке, и это похвально. Такие помощники мне нужны. Ты его сын, и я хочу, чтобы ты служил мне. В моем войске китайцы, арабы, половцы, булгары, будут русы. Мне нужны темники-русы.

Федор приложил руку к сердцу:

— Велика честь служить тебе, великий хан, но на Руси много князей и есть немало достойнее меня, опытнее в ратном деле. Я же еще молод.

Хан осуждающе покачал головой.

— Молодость быстротечна, — глубокомысленно заметил он. Помолчав, хан предложил: — Ты знаешь, что все подвластные мне народы платят дань — десятую долю от всего. Но войско мое большое, и моим воинам много надо. И все, что им надо, они берут сами. Я могу обойти Рязань стороной, ежели ты мне дашь то, что имеешь только ты.

Федор, недоумевая, развел руками.

— У тебя есть жена, — продолжал хан, — невиданной красоты и царских кровей. Приведи мне ее и им тоже по наложнице, — повел он рукой в сторону стоявших толпой темников и родственников.

Кровь ударила Федору в голову. Горделиво расправив плечи, он расхохотался. Оборвав смех, князь, грозно сверкая очами, воскликнул:

— Никогда Русь не платила дани! Никогда князья русские не отдавали своих жен на блуд! Приди и возьми, коли сможешь, себе наложниц!

Даже не дождавшись окончания речи толмача, Бату-хан в гневе приказал:

— Убить! Всех! А тела бросить псам!

Только пестуну князя Федора по имени Апоница удалось под покровом ночи выскользнуть из шатра, где вершилось злодейство, и, переплыв уже начинающую схватываться у берегов льдом реку Воронеж, добраться до Рязани. Первая, кто принял эту страшную весть, была Евпраксия. Но слишком любила она Федора и слишком тяжела оказалась для нее потеря мужа, что она, взяв на руки малолетнего сына Ивана, взошла в башенку княжеского терема и выбросилась из окна, разбилась о землю насмерть.

Омыв слезами гибель самых дорогих ему людей, князь Юрий Игоревич повел полки рязанские на татар. Рядом с ним шли лишь дружины князей Давида муромского, Глеба коломенского и Всеволода пронского.