Фантастика 2025-147 - Юлия Шахрай

Он ударился спиной о землю, и на миг всё исчезло в пыли и тьме. Но даже под этой каменной лавиной, даже когда острые края вгрызались в его плоть, даже когда туман вырывался наружу рывками, он всё равно видел свет ядра. Видел – и тянулся.

Каждое движение было, как разрыв цепей, и каждый раз, когда он вырывал лапу из-под глыбы, земля снова пыталась сомкнуться вокруг. Но ярость уже не оставляла места для страха. Его пустая пасть уже в который раз распахнулась, и тьма внутри зашевелилась, как живое, рвущиеся наружу чудовище. Он не понимал, что это казнь. Для него это была охота, где добыча всё ещё жива. А значит – он должен достать её.

Треск камня под его лапами сливался с грохотом рушащихся стен, когда он, разметав обломки, вырвался из хватки ловушки.

Его тело было изуродовано. Одна из передних лап волочилась за собой, следя за каждым движением тупой болью… По боку зияла дыра, из которой, вместе с пылью, вырывались тяжёлые клубы чёрного тумана. Рог, некогда острый, был надломлен, а на месте скола виднелась тёмная, словно застывшая смола, сердцевина. Но всё это не имело значения. Свет ядра был здесь. Совсем близко.

Он снова рванулся вперёд, каждый шаг был ударом по земле, который отзывался в руинах эхом, как шаги гиганта. Добыча – в нескольких взмахах лап. И в тот миг, когда он выскочил на свободное пространство, в его зрении ядро взорвалось вспышкой – и он увидел парня.

Тот висел в воздухе, окутанный сиянием аурных доспехов. Его крылья из света шевелились медленно, тяжело, словно каждый взмах был выверен. В руках он держал копьё, в котором магия горела тусклым, но очень плотным светом.

Мёнгук взревел, бросаясь на него. Рывок – и он уже под потенциальной добычей. Каменные когти пронзают воздух, а затем… Что-то тёплое и вязкое брызжет на его лапу. Край когтя рванул доспех, прорезав крыло, и тонкая струя крови повисла в воздухе, оставляя за парнем алую дугу. Но добыча уходит. Она всегда уходит.

Парень успел оттолкнуться вбок, взлетев выше, почти вертикально. Мёнгук, не останавливаясь, подался за ним, готовясь к новому прыжку. И в этот миг воздух вокруг изменился. Сначала это был едва заметный толчок в груди. Затем – резкий, чудовищный удар сбоку, такой силы, что мир перед глазами зверя перевернулся. Взрыв.

Но не магический – холодный, лишённый маны. Это был удар самой материи. Огромная каменная плита, закреплённая где-то выше, сорвалась вниз и ударила его в шею, ломая её хрустом. Следом обрушился второй удар – с противоположной стороны.

Он почувствовал, как трещины расходятся по всему телу. Каменные жилы внутри него лопались, как пересохшие корни. Туман вырывался из этих трещин, но уже не рывками – а непрерывным, оседающим потоком, теряя силу.

Голод – ещё был. Свет ядра – всё ещё горел перед глазами. Но лапы больше не держали. Мир поплыл в сторону, обрушился серой бездной. Пасть, пустая, как затмение, раскрылась в последний раз, но тьма внутри больше не шевелилась.

И он рухнул. Пыль медленно стала оседать на неподвижное тело. Но этот вечный голод наконец-то… Исчез…

Пыль всё ещё медленно оседала, но в её сером мареве всё ещё витал запах – не крови, а чего-то прелого, как будто гниль, веками копившаяся в глубине горы, вдруг вырвалась наружу. Тяжёлые обломки, обрушенные на Мёнгука, лежали теперь недвижимо, скрывая большую часть его тела. Лишь из-под грудной плиты сочился остаточный чёрный туман, редкими рваными клубами, словно зверь ещё пытался дышать… Но не мог.

Над площадью, тяжело дыша, завис парень, который выполнил свою роль приманки просто великолепно. Его крыло, рассечённое когтями этого древнего монстра, едва держалось – свет в нём мерцал неровно, как угасающий костёр. Кровь стекала по руке, сжимавшей древко копья, капала вниз, впитываясь в пыль.

Он оттолкнулся в воздухе и, шатаясь, опустился на крышу полузаваленного дома, чтобы перевести дыхание. Одной рукой он расстегнул небольшую сумку на поясе, достал плоский флакон и без колебаний залил в себя густую зелёную жидкость. Эликсир обжёг горло, отдавая горечью трав и чем-то металлическим. Тепло от него разлилось по телу, затягивая разорванную плоть и уплотняя свет аурных доспехов, но боль не исчезла – только сменилась тупой ноющей тяжестью. Но свечение ауры всё же стабилизировалось.

Он не сводил взгляда с груды камней в центре площади. Слишком тихо. Слишком просто для существа, о котором рассказывали, что оно поглощает не только магию, но и саму жизнь из живого. Парень поднялся, расправил крылья – одно почти не двигалось, – и медленно спланировал вниз, держась на расстоянии. Камни вокруг тела Мёнгука лежали так, словно в любой миг могли сдвинуться.

Он медленно обошёл груду, зрачки за маской сужались, когда магическое зрение скользило по мёртвому зверю. Ядра не было. Ни единой вспышки внутри – только глухая, окончательная тьма. Но стоило ему приблизиться ещё на шаг, как что-то тихо треснуло в глубине этой массы. Не громко – как если бы внутри каменной оболочки лопнула тонкая сухая ветка. Он замер. А копьё плавно опустилось в боевую стойку.

Треск из глубины тела Мёнгука становился всё громче. Сначала одинокие хрусткие щелчки, как при давлении на сухой лёд. Потом – целая рябь треска, будто внутри чудовища просыпалось что-то мелкое, живое… И очень голодное.

Из рассечённого бока, там, где камень и корни переплелись в обугленный сгусток, вдруг что-то шевельнулось. Парень, не мигая, перевёл копьё в обратный хват. Треск сорвался на шорох – пронзительный, неприятный, как звук множества когтей по стеклу.

И тогда они вырвались. Сотни тонких, как ветви, змей, сплетённых из той же чёрной материи, что и сам Мёнгук. Их глаза были лишены зрачков, а кожа блестела ядовитым масляным блеском. Каждая шипела, вытягивая свой раздвоенный язык, и бросалась к нему, не разбирая пути, переползая друг через друга, как живая лавина.

Парень не стал отступать. Его крылья снова расправились… Свет в доспехах вспыхнул ярче, и он поднял руку с копьём вверх. В ту же секунду в воздухе над площадью раздался глухой треск, словно небо разорвали пополам. И крупная, ветвистая молния обрушилась вниз.

Слепящий разряд, растянувшийся в несколько мгновений, ударил прямо в него и расплескался по земле вокруг, хлеща в каждую змею, в каждый клочок чёрной материи. Воздух наполнился запахом палёной плоти и жжёной травы. Пыль