Фантастика 2025-157 - Александра Антарио

Слишком далеко стоит, гадина, враз не достать!

– Лю-у-у-у-у-у-уди! А-А-А-А-А-У-У-У-У-У-У-У!!!

Из сотни голосов узнал бы Илья Божедара. Поперхнулась речитативом своим, стихла ведьма. А голос орал от души, да и приближался. Платон два пальца в рот сунул, свистнул по-разбойничьи своим холопам, захлебнулся голос, да и стих.

Тут Илья и решился нападать.

Ежели Божедара… Не препятствие для него два холопа, но вдруг чего ведьмовское у них имеется? И подействует оно на богатыря? Черное колдовство – коварное, подлое…

А вдруг жив богатырь еще, вдруг помощь ему требуется, а он тут невесть чего ждать будет?

Извернулся Илья, ногой свечу сшиб, которую у него в ногах и поставили, а левой рукой ведьму за щиколотку схватил, на себя дернул. Нож в десницу ему ровно сам скользнул, по горлу полоснул гадину.

Кровь хлынула, темная, горячая… Сара и дернуться не успела – черный дар наружу рванулся. И несдобровать бы тут Илье, да на поляне Ева была.

Признал дар хозяйку свою, к ней и потянулся, в нее и впитываться начал… Замерло все, даже ветер утих, побоялся и снежинкой шелохнуть.

Платон Раенский завизжал от ужаса, ровно поросенок под ножом, – и тут Илья опамятовался.

Тушу мерзкую с себя спихнул в сторону, извернулся – и что-то врезалось в него.

– Ходу!

Илья сам не понял, как Божедар его малым не за шкирку с земли вздернул, как за собой потащил, мимо боярина, пробегая, отпустил Илью на секунду, тот чудом в снег не рухнул, а Божедар правой рукой нож метнул, добротный, посеребренный, наговорный, а левой рукой сгреб Платона за загривок да и пихнул что есть силы в сторону ведьмы.

И снова Илью схватил, за собой потянул.

Илья и не видел, что на поляне происходило. А было там то же, что и с Мариной, разве что Марина куда как сильнее была, а Сара – слабая она ведьма. А все ж…

Клинок Еве в глаз вошел, хорошо так, по рукоять самую, она на землю оседать начала, а дар-то черный остался. Может, и метнулся б куда, да тут Платон Раенский прилетел.

И секунды не прошло – на землю ровно мумия осела в шубе боярской, богатой. А дар и развеялся без следа, взял он свою жертву последнюю.

Только три тела на поляне осталось, и так они выглядели, что случайный прохожий потом бы месяц штаны от испуга отстирывал – не помогло. Как есть – жуть жуткая, адская.

Чертовщина.

* * *

Илья уж метрах в ста от поляны кашлянуть смог что-то. Божедар, впрочем, и не побежал далее, остановился, выпустил боярича.

– Поздорову ли, Илюшка?

– Все хорошо. А ты как?

– И я хорошо.

– Ты говорил. А потом те двое… – И замолчал внезапно. Илья старался объяснить, понимая, что звучит это как-то странно, а и неважно! Живы – и то главное, а остальное со временем!

– Говорил. Потом эти двое до меня добрались, я их убил, смотрю, а времени, считай, и нет уже.

– Нет?

– На луну смотри, в зените она. Сейчас бы тебя и убили, – разъяснил Божедар.

– Ух! – не понравилось Илье.

– То-то и оно. Агафья Пантелеевна знать мне дала, мы и проследили за возком. Хоть и велики палаты царские, а улиц, по которым от них отъехать можно, не столь уж много.

– А-а, – понял Илья.

– Я за тобой и бежал. Люди мои отстали чуток, не всем такое по силам.

А ежели правду сказать – и никому. Чтобы лошадь догнать – богатырем быть надобно. Вот и догнал их Божедар, ну и сделал все возможное.

– Благодарствую, – Илья поклонился земно. – Ты мою жизнь спас.

– А ты сегодня, может, и всю Россу спас. Не каждый бы жизнью своей рискнул, на такое согласился. Не нам с тобой благодарностями считаться, оба мы Россу защищаем.

– Со-о-о-отник! – голос с дороги донесся.

– Тут я! – Божедар так рявкнул, что с деревьев снег попадал, сосулька чуть Илье за шиворот не угодила. – Чуток к веселью не успели ребята, обидятся теперь.

– А и то! Вечно ты, воевода, себе лучшее забираешь, разгуляться не даешь. – Из леса люди выезжали верхом. Их Илья тоже знал и расслабился, заулыбался. Все, теперь уж их точно за копейку не возьмешь, теперь они сами кого хочешь одолеют!

* * *

Федор с Аксиньи слез, штаны натянул, в дверь стукнул, Любава вошла тут же.

– Все, сыночка?

– Все, маменька, готово.

– Вот и ладно. Иди теперь, да чтобы к утру уж на заимке был. Сказано – на охоту поехал, вот и езжай, поохоться. Авось медведя мне привезешь…

– Тебе, маменька, хоть Змея Горыныча!

Любава сына в голову поцеловала, улыбнулась ему ласково.

– Ишь ты, вымахал, каланча! Ну иди, иди…

Федор и пошел. Любава его взглядом проводила, на Аксинью посмотрела, поморщилась брезгливо – лежит баба, вся расхристанная… Федька хоть ноги ей бы сдвинул! Да ему и в голову пустую то не пришло, привык, что за ним все подтирают да убирают!

– Неси тазик, Варенька.

Кое-как Аксинью вытерли, одернули все, постель в порядок привели.

– Посижу я с ней, – Варвара Раенская на лавке устроилась поудобнее, – а ты, Любавушка, спать иди, чай, утро вечера мудренее, вот вернется Платоша, расскажет все как было.

Любава кивнула:

Силы ведьмовской у нее и не было, почитай, да кровью она к той же Черной Книге привязана была. И чуяла – неладное что-то…

А что?

Да кто ж его знает, вот с утра и разберемся, как Платоша вернется.

* * *

– Копаем, братцы.

– Вот воевода, мог бы нам клинками помахать оставил, а приходится лопатой.

– Выбора нет, и земля промерзла, зараза, а надобно!

– Еще и тащили эту дохлятину на себе, вот пакость-то, прости, Господи!

Ворчали мужчины, а дело делали. А куда деваться?

Божедар так решил, так и сделать было надобно. Когда не получит с утра вдовая государыня вестей, что она сделает? Правильно, людей пошлет на это место.

Найдут они тела, поймут, что убил кто-то и ведьм, и боярина, приглядятся к телам повнимательнее. Что Раенский, что ведьмы – все так выглядят, словно сто лет тому как сдохли. Черные, ссохшиеся, все ровно мумии болотные, а уж страшны!

И что о них подумают?

И что люди скажут?

Ой, не надобно Ладоге стольной такие потрясения, ни к чему! Пусть их… пропали – и пропали, и не было тут никого. И все на том.

А как эту пропажу устроить?

Надобно пять тел, да, и холопов тоже, с поляны утащить, возки