Фантастика 2025-157 - Александра Антарио

безнадежности? Любит, любит он эту женщину, а она другого любит и, судя по словам ее, по глазам, по сиянию мягкому, с той же силой. Не будет Бориса, и ее не будет. Может, жить она и останется, ребенка ради, да только оболочка пустая получится, кукла с глазами, которая только что существовать будет. Не жить даже.

Существовать, дни свои проклинать, а может, и с моста головой кинется, в глазах Живы-матушки то не грех. Это у христиан самоубийство не дозволяется, а по старой-то вере просто все. Род тебе жизнь дал, ты в ней и властен. И ежели считаешь, что нет другого выхода…

А для Усти его и нет, по глазам видно.

Но почему не он?!

Почему другой?!

ЗА ЧТО?!

Такая боль Михайлу скрутила, что он и ответить ничего не смог, махнул рукой да и пошел себе прочь по дорожке, ногами ровно столетний старик загребая. Злое дело – любовь.

* * *

Пауль Данаэльс хорошо утро проводил, кофе попивал у окошка. Местные его не понимают, говорят, пакость горькая – дикие люди! Хотя и сам Пауль кофе не слишком любил, но и горький напиток, и полупрозрачные чашечки из дорогого чиньского фарфора, и сам ритуал – это все было ниточкой, коя его с родиной связывала. На Россу Пауль зарабатывать приехал, а сердце его в Лемберге как было, так и осталось. Когда Господь милосерден будет, Пауль старость в Лемберге встретит. В своем домике, с садиком яблоневым, со служаночкой симпатичной. А Россу, страну эту дикую, даже и во сне вспоминать не будет он.

В дверь стукнули грубо, поморщился Пауль. Говорил он Марте, в приличных домах скребутся слуги, не ломятся, ровно медведи росские, а все не впрок наука!

– Чего тебе?

Только вместо Марты в комнату мужчина вошел, в маске коричневого бархата, в таком же плаще со шнурами золотыми, стройный, темноволосый, шляпу на стул бросил не глядя… знакомым жестом.

– Мне? Поговорить…

Пауль кофе поперхнулся, закашлялся, коричневые струйки на белую скатерть потекли.

– Р-руди?!

– Все верно, Данаэльс, я это. Поговорим?

– Ты же в Лемберге сейчас быть должен, государь приказал, ты сам говорил?

Руди плащ размотал, небрежно на стул кинул. А вот маску, которая лицо его прикрывала, оставил. На улице на него небось и внимания не обратили, так многие ходят, кто недавно на Россу приехал. Пауль и сам ходил, пока не привыкло лицо, не перестало шелушиться, а модницы и посейчас так делают. Ну и модники некоторые.

– Государь приказал, а магистр повелел.

Пауль тут же выпрямился за столом, напрягся, чашку отставил подальше. Знал он, о ком Руди говорит, сам из его рук время от времени деньги получал.

– Что повелел магистр?

– Вернуться, да не просто так, а с людьми.

– Руди?

– Время пришло, Пауль. Пора.

Ох, как же Данаэльсу слова эти слышать не хотелось.

Пришло оно… что б ему лет на десять позднее появиться! Пауль уже успел бы домой уехать, а теперь… оно понятно: Орден, Лемберг… Только вот когда рядом исторические события происходят, нормальным людям куда бы спрятаться поглубже?

С царей короны летят, с людей – головы.

– Руди…

– Ты учти, Пауль, я помиловать могу, а вот магистр Родаль…

Пауль и сам это знал, а потому помолчал пару минут и с обреченным тоном спросил:

– Что я могу для тебя сделать, Руди? Для святого дела Ордена?

– Другой вопрос, Пауль. Ты можешь достать мне лодки? Мне надо как-то доставить людей в город, а потому нам надо доплыть, нас надо встретить. Местную одежду тоже неплохо бы, хоть накинуть чего, нам по городу пройти придется, не хотелось бы, чтобы шум подняли. И несколько проводников…

Пауль по столу побарабанил кончиками пальцев, подумал пару минут.

– Обсудим? Как, что, сколько, это возможно, но мне надо точно знать, сколько и чего вам надобно.

Руди довольно улыбнулся.

Вот это уже на серьезный разговор походило. А то ломаться Данаэльс будет, как девка на сеновале! Там уж весь зад в сене, а он из себя невесть что строит!

Ничего, после победы Руди о нем не забудет! И магистр Эваринол тоже. Оценят Пауля по достоинству, но не совсем так, как ему желается.

* * *

Велигнев на шахту смотрел, прищурившись. Как она выглядит?

Да обычно. Была тут балка, видимо, потом пересохла, а потом в ней уголь нашли. Балку укрепили как могли, ну и начали разрабатывать. Люди копошатся, кто-то уголь рубит, кто-то откатывает, кто-то…

А вот это уже волхв очень не любил.

Когда надсмотрщики, когда кнуты… было в его жизни и такое, когда он молодым был, горячим.

Тогда он сделать не смог ничего, потом уж отплатил по справедливости. А сейчас может.

Повезло еще, место очень удачное, тут сил ему прилагать и не требуется, считай, вся земля тут рыхлая, дряблая, водой да подземными трещинами пронизанная – хорошо! Но сначала люди, потом уж земля.

Велигнев только пальцами прищелкнул, даже говорить не стал ничего.

Волхв же.

Не родилось еще то существо, которое волхву откажет, в том числе и змеи. Ползут, шипят, кусаются… отлично кусаются! Вот один надсмотрщик вскрикнул, за ногу схватился, вот второй, третий… Велигнев за этим наблюдал спокойно. На него никто внимания не обращал, ну так и не надобно.

Там уж и люди заинтересовались, переглядываться начали, а потом поднял один из рабочих кайло да и опустил на голову надсмотрщика. Чтобы тот точно не встал.

И второй.

И третий…

Часа не прошло, а надсмотрщиков добили уже. А люди цепи с ног сбивали, из шахты выбирались, вот и нет уж там никого! Понятно, все и сразу отсюда не уйдут, кто пить будет, кто еще что, кому и просто идти некуда. Но Велигнев их жизни учить не собирался.

Вместо этого встал он так, чтобы балку видеть хорошо, и медленно-медленно, ровно груз неподъемный перед собой толкая, ладони сводить начал.

Тут-то и затряслось. И понеслось.

Балка начала сдвигаться. Берега принялись сжиматься, двигаться один к другому, хороня под слоями земли и пласты угля, и тела надсмотрщиков, и брошенные инструменты… Люди мигом протрезвели, заорали и так побежали, небось их и волк голодный не догонит.

Бегут, орут…

Велигнев людям мешать не стал, может, нравится им так-то побегать по солнышку. Вместо этого ладони вовсе уж плотно сомкнул, зашептал…

Что могут волхвы?

А это уж кому как повезет. Есть и слабые, есть и сильные, есть и с мирным даром, есть с воинским, вот Велигнев был из сильнейших. Только дар у него был