Фантастика 2025-196 - Кирилл Станиславович Бенедиктов

проиграла, это был бы утешительный приз. — Он устроился в любимой позе: поперёк кровати, головой на животе Эмбер. — Я рад, что ты здесь. Тот, кто говорит, что эзерам на всё плевать после инкарнации, тому и до неё на всё было плевать. Эмбер, знаешь, что на самом деле происходит? Сначала я эмоционально стерилен, это правда. И никого не люблю, это слишком сложное чувство. Но я возвращаюсь домой, а там ждёт потрясающая женщина, в восхитительно мягкой пижаме… не смейся, у меня голова трясётся… красотка, о которой я знаю столько удивительного, а помню только хорошее. Поставь себя на моё место. Неужели я захочу, чтобы ты ушла в другую комнату? Неужели кто-то в своём уме прогонит ангела со своего плеча?

— В своём уме — это не про тебя, Кайнорт Бритц.

— Я знаю, что назавтра опять пропаду в тебе, как в сингулярности, уже только потому, что с тобой это неизбежно. — Он помолчал, проводя мысленную ревизию всего, что сказал, и в общих чертах это его удовлетворило. — А теперь спи.

Кайнорт лежал на восхитительно мягкой пижаме и светил глазами в потолок. Забавно, думал он, как трогательно Эмбер приняла булавку с букашкой. Неужели она посчитала безделушку достойным подарком в честь троекратного титула чемпиона? Только притупление эмоций после инкарнации позволило Бритцу удержаться и не выдать, что на самом деле это был триниджет. Не одноразовый, настоящий. Он разворачивался в конвисферу ибрионского автомобиля или в силовую броню в случае опасности, ну или просто украшал воротник. Триниджет вместе с мелкой мошкой заключили в янтарь на Ибрионе, а потом Кайнорт заказал изготовить из неё брошь на энтомологической булавке. «Выспавшись» в луже с люминокой за недостроенной фабрикой, он полежал ещё без сна, решая, когда же рассказать Эмбер. До утреннего ботулатте или после?

Супик еле дождался, когда дыхание обоих выровняется во сне. Он потоптался на кровати и уложил морду на подушку, а хвост на плечо хозяина.

Эпилог

Тайна секретной загадки

На крыше одоната валялись под солнцем четыре кеда: синий, красный, серый и розовый. Четыре ноги свесились с бортика. Ближе к вечеру мы оставили детей и гостей на садовых верандах, откуда доносились переливы смеха, и забрались повыше вдвоём. Просто так, каждый в пузыре своих мыслей, которые приятнее было обдумывать рядышком. Ветер катал термос с остатками лилового чая. Мы с Каем были как стрелки: часовая и минутная, которые вместе значат больше, чем по отдельности. Он научил меня плохому, а я его — хорошему, и в среднем мы стали нормальными людьми.

Кайнорт вскрыл бумажный конверт керамбитом и улёгся с письмом на горячую кровлю, зажав лезвие зубами. Ибрионцы заказывали почтовым ретрансляторам оформлять их письма на бумаге, это выглядело дороже, чем обычные голографии.

А я занялась посылкой, которая прибыла накануне. Она подверглась, наверно, сотне проверок, прежде чем мне самой разрешили её вскрыть. Потому что коробка пришла с Зимары. Передавая мне её после проверки, Кайнорт странно хрюкнул. Начнём с того, что посылку оборачивала почтовая плёнка. Я её срезала. Под плёнкой оказалась плотная целлофановая обёртка, а в ней — коробка с биркой из морга. На бирке были выдавлены инициалы «У. и Ш.». Внутри коробки, среди наполнителя из песцового пуха, нашёлся вакуумный пакет. А в нём коробка поменьше.

Я начала понимать, отчего Кайнорт захрюкал.

В новой коробке лежал пакет, щедро заклеенный скотчем. Освободив от него пакет, я обнаружила внутри вельветовый мешочек. В нём лежал пирамидальный футляр, склеенный из картона. Футляр был холодный на ощупь. Я его осторожно расклеила, и оттуда посыпался снег, служивший наполнителем для последнего слоя.

Снег пах Зимарой… и Френа-Маньяной…

С ног до головы в мурашках, я открыла надутый воздухом пакет и достала маленький бумажный самолётик. На его крыле была записка:

'Эй, Эмбер!

Мы в порядке! Только Сомн, бедняга, покинул нас на днях. Сказал, во сне не больно. Это тебе последний привет от него.

Уё и Шампу'.

Я повертела самолётик в руке и запустила с крыши. Далеко-далеко улетел.

Пальцы Кая сжались на моём запястье. Обернувшись, я увидела, что он так и читает с керамбитом в зубах. Едва дыша и не моргая. Он судорожно потянул меня к себе, чтобы дочитать вместе. Это писал его величество риз Эммерхейс.

'Здравствуй, Кайнорт.

Я по делу. Ты же помнишь, что Самина на протяжении целого века увлечённо исследовала природу жорвелов? В это трудно поверить, но прожжённые слизью ковры в нашей гостиной вознаграждены стократно. Нам открылось то, что ибрионцы зовут тайной секретной загадки. Задача, которую, казалось, невозможно решить. Не буду утомлять тебя подробным описанием физиологии. Выяснилось, что особо приготовленная взвесь из крови, слизи и паутины жорвелов действует как полноценный и стабильный заменитель эритроцитов для эзеров. Многократные эксперименты на Кассиусе Фоксе это подтвердили. Одной инъекции взвеси хватает на пять-шесть лет, но Самина обещает усовершенствовать состав. Так-то вот. Кто бы мог подумать, что жорвелы станут особо охраняемым видом, лишь бы избавить мир от других кровопийц?

В общем, у меня всё.

Посылаю вам первую партию взвеси вдогонку к этому письму.

Передай Эмбер, что Кассиус здоров и отправился в тюрьму свободным человеком.

Привет тебе от Самины.

И почему-то от Ориса.

Сиби просит передать, что от неё тебе привета нет'.

Я наклонилась над лицом Кая, напряжённым и белым, и поцеловала краешек лезвия керамбита у него в зубах. Потом мы сидели и молча пили чай из позабудок, пока на крыше не стало зябко, а закатные лучи не заклевали нам глаза.

— Наверно, тебе нужно ему что-нибудь написать, — предположила я, обуваясь. — Было бы невежливо совсем ничего не ответить.

Кайнорт подумал и отправил:

'Спасибо.

После всего, что с нами приключилось в эти сто лет, только один вопрос волнует меня чрезвычайно.

Ты больше не проваливаешься сквозь трибуну?

К. Б.'.

— Меня вчера повысили, — сказал он, шнуруя кеды: красный, потом синий. — Теперь будет меньше перестрелок и больше свободного времени. Так что я тут подумал. Настала пора всё изменить. Повернуть старый ключ, выбросить его и постучаться в другую дверь.

Покончив со шнурками, он положил мои ноги в розовом и сером кедах к себе на колени.

— Эмбер, я хочу делать с тобой роботов. Научишь меня?

Я подмигнула Каю сквозь лиловый чай, допила последний глоток и съела лепесток позабудки со дна.

— Мы начнём новую эру с чего-нибудь самого простого. Для первого робота нам понадобится этот