Фантастика 2025-196 - Кирилл Станиславович Бенедиктов

— Заходи, давай, уже. Парься и не парься, — получился у меня каламбур.

Сыто шкворчала сбрызнутая водой каменка. Мягкий пар взлетал под потолок и нежно оседал на обнаженные, разгоряченные тела. Сладко пахло березовым веником и деревом. Бисеринки пота скатывались по шее к груди, и, сквозь ложбинку вниз по плоскому животу к ямке пупка.

Я расслабленно вдыхала обжигающий воздух и наслаждалась легкостью, наполняющей тело.

— Ложись, я тебя попарю, — Ритке не сиделось.

— Да, ладно, и так хорошо.

— Ложись, говорю. Сонька постоит. — Рита надела варежки и достала из пакетов два запаренных веника. — Ух, жопу тебе сейчас надеру! — она засмеялась.

Я с наслаждением вытянулась на горячем полке, какой же все-таки кайф — баня!

— Сонька, ну-ка парку навали!

— А как?

— Боже ж ты мой! Ну вон черпак, ливани на камни.

Соня неловко прикрываясь, наклонилась в тесном пространстве и завозилась с ковшиком и ведром. Ковшик у нее из рук выпал, та потянулась его поднять, неудачно поскользнулась на мокром полу и бедром упала прямо на каменку.

Тесноту помещения разорвал девичий визг. Я вскочила. Ритка бросила веники вместе с перчатками.

— Что там?

— Сильно? Покажи!

Девушка уже рыдала навзрыд, трясясь от боли и страха.

— Ритка, двери распахни, простыни неси!

— Блядь! Блядь! Сонь, как же так-то, — Ритка уже сама была на грани истерики.

— Спокойно, — я взяла ситуацию в свои руки, не давая панике захватить и меня. — Рита быстро в дом за мамой. Соня выходи в предбанник, здесь пар еще обжигает.

Рита уже, ударясь и роняя все на своем пути, ломилась через предбанник наружу.

Соня, прихрамывая и держась за стены, вышла в предбанник и неловко присела на лавку здоровой стороной, закусывала ребро ладони и горько подвывая. Я упала рядом на колени. Клубы белого пара, от холодного воздуха, шедшего из настежь распахнутой на улицу двери, наконец, сошли, и предо мной предстало месиво девичьего бедра.

Прижарилась Соня конкретно. Широкая малиновая полоса кожи уже начала надуваться волдырями ожогов и местами слезать. Я представляла какую сейчас подруга испытывала боль. Покусав в отчаянии губы, я решилась попробовать хотя бы снять болевые симптомы. Положила руки по бокам от раны и уже привычно сгруппировала и выпустила свою энергию. Изо всех сил старалась отрешиться от плача подруги, криков, бегущих сюда со двора родных, сосредоточившись на мысли об исцелении и обезболивании.

— Вставай, Ань, застудишься. — я очнулась, не понимая, кто меня поднимает под руки.

Это была мама Риты. В помещении было как-то подозрительно тихо и немноголюдно. Притихшая Соня, смотрящая на меня огромными испуганными глазами. Ирина Александровна, одевающая на меня халат, как на ребенка, и ошалевшая я. Я вообще не поняла, куда я провалилась и сколько прошло времени. Опустила взгляд на ногу подруги — лишь слабый розовый след, словно ожогу не меньше полугода.

— Ого, — только и смогла вымолвить, — получилось?

— Ань, у меня слов нет, — Соня вновь намылилась развести сырость.

— Все, все. Обошлось и слава Богу! Давайте в дом, горе-банщицы. Аня сил потратила поди немерено. Надо ей срочно чаю сладкого и хлеба с медом, с маслом. Одевайтесь. Еще соплей нам не хватало.

Вечер проходил размеренно, щекотливую ситуацию все старались замолчать, хоть и было видно, насколько все потрясены произошедшим. А я же чувствовала в груди щемящую пустоту. Опять, похоже, слила весь резерв. Сенсей меня придушит, точно. После еды долго сидеть не вышло. Глаза сами слипались, а тело после расхода сил и стресса слушаться вовсе отказывалось. Даже и не помнила как добралась до кровати.

Проснулась я резко.

Словно что-то толкнуло меня в плечо. Протерев глаза, вгляделась в темноту. Что такое?

— Помоги мне, — из тьмы прошелестел тихий потусторонний голос.

Я тут же окончательно проснулась и резко села на кровати, усиленно распахнув глаза и пялясь в темноту.

— Иди за мной…

Я оглянулась, домашние все спали.

Опять эта чертовщина!

— Я дам тебе, что должна. Ведающая, иди за голосом…

Я судорожно сглотнула. Я, конечно, понимаю, что наделенная некоторыми сверх способностями, я уже должна спокойно реагировать и на драконов, и на барабашек. Но как же страшно-то!

Решительно выдохнув, я встала и пошла в сени, откуда слышался зов.

Входная дверь в дом была приоткрыта и чуть поскрипывала от ветра. Вряд ли ее так оставляли на ночь, так что скорее всего мне происходящее не чудится.

Спать я ложилась в спортивном костюме. Поэтому сейчас я вдела ноги в чьи-то высокие резиновые сапоги, накинула ближайший бушлат, укрывший меня, словно шинель до колен, и вышла в предрассветную хмарь.

Над верхушками сосен небо только-только начинало светлеть, разгоняя ночную мглу. Деревня была не шибко населенная, центрального освещения на улицах не было, лишь одинокий фонарь над сельсоветом. По ночам здесь никто не шатался.

Я засомневалась. Может, и мне не стоит?

— Иди вперед, ведающая…

Я подобралась, плотнее закуталась и зашагала по рыхлому снегу обочины, обходя лужи, вперед по улице. Голос, словно раздающийся у меня в голове, настойчиво меня подгонял и торопил, словно, то, что мне предстояло, отсчитывало свои последние мгновения, и я вот-вот могла опоздать.

Привело меня к тупику крайней улицы, до которого мы сегодня днем уже доходили. Куда дальше? Неужели в лес пробираться? Меня окатили неуверенность и стылый страх. Для подбадривания, начала бубнить себе под нос, чтобы разогнать хоть немного эту пугающую тишину: «Ну что мне за жопа такая приключенческая досталась? Ну почему же все мне одной? Да за что ж мне такие почести-то?»

— Иди…

Меня подтолкнуло в сторону дома ведьмы.

И тут я как поняла… куда меня все это время вело. Что я там говорила про страх? Вот же были глупости! По-настоящему страшно мне стало только теперь! Неужели ведьма настоящая! Она же умерла, вроде? Или нет?

Где-то в деревне вдруг ни с того, ни с сего заорал петух, а я аж подпрыгнула и припустила вперед.

— Торопись, дитя…

Ну, я и пошла. Что мне, собственно уже терять? Если могли бы мне что худое сделать, уже бы не церемонились. Тем более, вроде как, я просьбу о помощи слышала. Значит, будут что-то предлагать взамен. А кто я такая, чтобы от дармовщины отказываться?

Я себя подбодряла как могла, пока пробиралась через рыхлые, уже осевшие сугробы и прошлогоднюю высокую траву.

Дверь лачуги была перекошена и висела на одной петле. Давно же, видимо, дом пустует. Поднажав, я ее распахнула с громким лязгом и заглянула в темное нутро дома. Не видно ни зги.

— Переступи порог, дитя. — раздался уже более четко выраженный женский