Егор Смирнов: каникулы в СССР. Том 1 - Валерий Юрич

И тут я зашелся в приступе неудержимого и надрывного кашля. Это внезапное обстоятельство на какое-то время помешало мне четко сориентироваться в окружающей обстановке.

Тощие, но жилистые руки продолжали поддерживать меня с обеих сторон. Ноги мои упирались в глинистое дно, которое всего лишь в шаге от меня резко шло на подъем. Я стоял по грудь в воде и пытался остановить вырывающийся изнутри лающий кашель.

Наконец мне это удалось, и я еще раз огляделся по сторонам, попутно пытаясь выбраться на поросший травой берег. Вглядевшись в хмурое лицо мальчишки, который поддерживал меня под правую руку, я внезапно узнал его и от этого чуть вновь не грохнулся в воду, оступившись на резком глинистом подъеме, скрытом под ее поверхностью.

Передо мной стоял Серега Сабуров, мой друг детства, с которым мы уже лет тридцать, как не виделись. И с виду ему сейчас было лет десять-одиннадцать, не больше.

Быстро глянув налево, я опешил еще больше. Там стоял, подозрительно на меня поглядывая, Колька Раевский, мой одноклассник, которому сейчас, как и мне, должно быть пятьдесят. Но выглядел он не старше Сереги: жилистые руки и ноги, плоский живот, и густая черная шевелюра на голове. Хотя по всем законам наследственности у Кольки сейчас, как в общем-то и у меня, волос на голове должно быть гораздо меньше.

Я вдруг резко высвободил свою правую руку и провел ей по свое макушке. И вот здесь я действительно поплыл. В глазах у меня снова помутнело, ноги начали подкашиваться, я грохнулся на четвереньки и кое-как выбрался на берег, где меня подхватили еще три моих друга детства: Серега Сомов, Женька Андреев и Мишка Борисов.

Я потерянно уселся на траву и попытался успокоить бешено скачущие мысли. Нервно оглядевшись по сторонам, я наконец-то узнал это место. Мы сейчас находились на пруду, который все время, как я себя помню, носил название Базовский.

Это был длинный, вытянутый метров на сто искусственный водоем, ширина которого в том месте, где мы в детстве обычно купались, составляла около семи метров. Предназначен он был для подачи воды в садовое товарищество, расположенное через дорогу. Пруд постоянно пополнялся за счет воды, перекачиваемой с Волги, а подача в сады была организована с помощью мощного промышленного электрического насоса, оборудованного тут же на берегу в небольшой сараюшке.

Водоем относился к территории хлебной базы и находился за ее забором. Но поскольку ограждение было деревянным, то несколько досок из ограды уже давно благополучно куда-то пропали и мы безнаказанно проникали внутрь. К тому же берег пруда был расположен всего в трех метрах от этого самого забора. Так что можно смело сказать, что вторгались мы на закрытую территорию совсем чуть-чуть и при желании могли в любой момент сделать ноги. Благо, путей для отхода было предостаточно. Да к тому же стоит еще упомянуть, что начальство хлебной базы, которое в большинстве своем было из местных, терпеливо закрывало глаза на наши вполне безобидные летние забавы.

Но это было раньше. А когда мне стукнуло пятьдесят от этого пруда почти ничего не осталось, как и от самой хлебной базы. Все элеваторы и зернохранилища снесли под самые основания, чтобы построить на этом месте коттеджный поселок. Такой огромный, воистину титанический труд советской эпохи просто разбазарили, разворовали и свели на нет всеобщей разрухой девяностых.

Я поднял голову от сверкающей на солнце глади пруда и увидел за деревьями гигантские громадины элеваторов. Всё было на месте. Ни тебе разбитых, зияющих черными провалами окон на верхних этажах, ни разрушенных перемычек между башнями, ни поросшей борщевиком и густым кустарником территории. Все было ухожено, все было при деле, все работало, как часы.

Черт побери! Что это за наваждение такое? Это что получается, именно вот так после смерти вся жизнь перед глазами проносится? Только ведь сейчас она идет своим обычным ходом, а не мчится со скоростью локомотива.

И тут я вдруг вспомнил, что, прежде чем пойти на дно, подумал о том, как чуть не утонул в одиннадцать лет. И это как раз произошло на этом самом пруду. Это что получается, я каким-то хитрым способом перенесся в этот день? В себя одиннадцатилетнего?

— Егорыч, ты что залип? Все нормально? — Рядом со мной опустился на траву Женька Андреев. Он был на год младше меня, но характер у него был бойкий. — Может тебе скорую вызвать? Мы быстро до проходной сбегаем. Там телефон есть.

— Не надо скорой, — не своим голосом буркнул я. — Дайте мне немного отойти, пацаны. Я же чуть не утонул сейчас.

Украдкой, чтобы друзья не заметили, я ущипнул себя за ногу. Меня тут же пронзила острая боль. Похоже, версия, что все это происходит со мной во сне, только что не прошла испытание.

И тут мне на ум пришло высказывание одного из моих знакомых, который сильно увлекался буддизмом и прочими восточными прелестями.

— Егорка, — говорил он мне, флегматично отхлебывая чай из маленькой пиалы, — если ты однажды проснешься в совершенно неожиданном, но вполне приятном для тебя месте и окружении, мой тебе совет — просто живи. Лишние вопросы разрушат всю прелесть происходящего. Они убьют чудо настоящего момента.

Я тогда так и не понял, что он конкретно имел в виду. Да и вдаваться в эту тему мне, если честно, не очень-то и хотелось. Но вот сейчас, вспомнив его слова, я решил, что пошло оно все к черту — если судьба или высшие силы дали мне шанс еще раз очутиться в детстве, то я не буду терзать себя неразрешимыми вопросами, а просто поживу в свое удовольствие. К тому же я не был уверен, что это удовольствие продлится долго. Возможно, мне просто повезло, и я словил какой-то предсмертный бонус-код, сильно ограниченный по времени. А значит я буду полнейшим идиотом, если потрачу его на бесполезные размышления по поводу происходящего вокруг.

Повеселевшим взглядом я еще раз огляделся по сторонам. Затем пригладил тоненькой ладошкой свою на удивление густую шевелюру и широко улыбнулся. Надо мной ярко светило солнышко, звонко пели птицы, легкий ветерок шумел в ветвях больших белых берез, растущих по берегам пруда, а в траве радостно стрекотали кузнечики. Я вскочил на ноги, вдохнул полной грудью, и, широко раскинув руки, заорал во всю свою детскую глотку:

— Ура! Я выжил! Пацаны! Я живой, мать вашу за ногу!

Мои друзья переглянулись между собой