Фантастика 2025-62 - Ринат Искандэрович Мусин

Поезд из Симферополя прибыл с десятиминутным опозданием. Он поприветствовал меня гудком. Длинная вереница вагонов ползла вдоль перрона, замедляя ход. Я стоял у входа в вокзал, скрестив на груди руки. Смотрел на окна вагонов. Думал о том, что сейчас я впервые в этой жизни встречу людей, которых в это же время знал, будучи внешне другим человеком. Людей, которые знали моего брата Димку. Ведь пока из своих старых знакомцев я видел лишь доктора Меньшикова (в Москве). Но в «тот раз» я познакомился с Леонидом Васильевичем уже в двухтысячных годах. Да и теперь я видел доктора лишь со стороны, даже не пообщался с ним.

Сердце в груди забилось чаще, при мысли о том, что сейчас я увижу Надю и Лизу. Увижу не на фото в семейном альбоме, не их портрет на кладбищенских надгробиях. Увижу живыми. Поговорю с ними. Услышу их смех. На мгновение я снова заподозрил, что мир вокруг меня не реален — впервые с того момента, когда в этой новой жизни я увидел в зеркале отражение своего брата Димки. Но тут же отбросил эту мысль. Когда вдохнул горьковатый табачный дым (курили стоявшие в паре шагов от меня мужчины). Когда услышал смех женщин, продававших у перрона жареные семена подсолнечника. Когда зажмурился от вполне реального солнечного света.

Дежурившая на крыше вокзала стая голубей то и дело взлетала и совершала в воздухе над перроном круги почёта. Привокзальные торговцы подхватили свои сумки и корзины, рванули к уже почти остановившемуся поезду. Я тоже сошёл с места, неспешно двинулся в сторону локомотива. Помахивал барсеткой, посматривал на прильнувшие к окнам купе лица. Вагоны вздрогнули, загрохотали, замерли. Проводники тут же окрыли двери, протёрли тряпками поручни. Они первыми ступили на перрон — вслед за ними туда же хлынули украшенные морским загаром пассажиры: кто с чемоданами и с сумками в руках, кто в тапочках и с сигаретой в зубах.

Лизу я увидел издали, когда та спускалась из вагона: заметил её яркий жёлтый сарафан с рисунком в виде больших белых ромашек. Я в прошлой жизни часто видел его, когда вновь и вновь рассматривал сделанные в Крыму фотографии. Лиза сейчас выглядела в точности, как на тех крымских фото: круглолицая, загорелая, темноволосая, с белыми бантами на косичках. Уже не маленький ребёнок, но ещё не подросток. Я заметил ямочки на её щеках и любопытный блеск карих глаз. Увидел, как взъерошенный мужчина с перрона подал моей дочери руку. Лиза воспользовалась его помощью, ловко спрыгнула на асфальт. Я услышал её звонкий смех.

Тут же сместил свой взгляд на выход из вагона. Потому что заметил появившуюся там стройную загорелую женщину. Подумал: «Надя». Заострённый кончик носа, миндалевидный разрез глаз. Густые распущенные тёмно-русые волосы и не завитая сейчас чёлка до бровей на лбу. «Гаврош» — вспомнил я название этой причёски. Такая же причёска была у Нади и на той фотографии, что послужила образцом для выбитого на её надгробии портрета. Надя что-то сказала дочери (я не разобрал слов, но услышал звуки её голоса). Она тоже воспользовалась помощью мужчины. Но не прыгнула, как Лиза. Она спустилась по ступеням, придерживая рукой подол платья.

Мужчину, который помог спуститься Наде и Лизе, я рассмотрел в последнюю очередь. Отметил, что он коротко подстрижен, темноволосый, смуглый от морского загара. С чуть оттопыренными ушами. Широкоплечий, подтянутый. В светлых брюках из тонкой ткани и в белой футболке, заправленной за ремень. Мужчина перекинулся парой фраз с Надей и с Лизой. Резко выдохнул и поднял с земли большой коричневый чемодан. Держал он чемодан не за ручку — обхватил его двумя руками. Над бровями у него блеснули капли влаги. Мужчина прижал чемодан к груди и слегка неуклюже двинулся по перрону. Лиза и Надя пристроились справа и слева от него.

«Забавно я тогда выглядел», — промелькнула у меня в голове мысль. Я сейчас будто бы смотрел видеоролик, снятый в тот день, когда я с семьёй вернулся из Крыма. Видел свою жену Надю и свою дочь Лизу, живых и весёлых. Рассматривал самого себя: того себя, что был молод и ещё не уселся в инвалидное кресло-коляску. Я даже посочувствовал самому себе: тому себе из прошлого, шагавшему сейчас по перрону с тяжёлым и неудобным чемоданом в руках. Я невольно остановился — меня окружили хлынувшие «на свежий воздух» пассажиры поезда. Сквозь клубы табачного дыма я смотрел… не на себя — на своего младшего брата Владимира Рыкова.

«На Вовчика, — мысленно поправил я сам себя. — Димка меня так называл».

— Дима! — услышал я звонкий голос, от звуков которого пропустило в моей груди удар сердце.

Увидел, как десятилетняя Лиза помахала мне рукой и тут же пустилась в бег. Я вновь зашагал ей навстречу, раскинул руки. Лиза с разбегу бросилась в мои объятия. Я поднял её с земли, покрутился на месте — курившие на перроне пассажиры отпрянули в стороны от мелькнувших в воздухе рядом с их лицами обутых в жёлтые босоножки детских ног. Лиза показалась мне почти невесомой. Я смотрел в её глаза, слушал её заразительный смех. Говорил ей о том, что с момента нашей прошлой встречи она выросла и похорошела. Нахваливал её загар и сарафан. Говорил, что… моя племянница стала самой красивой девочкой на свете.

— Здравствуй, Дима, — сказала остановившая в двух шагах от нас Надя.

Она улыбалась — я вновь заметил, что у неё такие же ямочки на щеках, как и у дочери. Надя щурила глаза, прижимала к животу маленькую дамскую сумочку, которую неделю назад купила в керченском магазине.

Я почувствовал, что она при виде меня слегка смутилась — она всегда выглядела немного смущённой в присутствии моего старшего брата (Надя считала его строгим и очень серьёзным).

— Привет, Димка, — сказал… мой младший брат.

В его голосе я различил ноты удивления. Владимир воспользовался моментом: поставил чемодан на землю, перевёл дух, смахнул с лица пот. Он рассматривал меня, хмурил брови.

— Как ты здесь оказался? — спросил Вовчик. — С Женькой Бакаевым приехал?

Я не выпустил Лизу. Левой рукой прижал её к себе — тёплые руки моей нынешней племянницы обхватили мою шею. Правую руку я протянул Вовке, проверил крепость его рукопожатия (думал раньше, что оно крепче).

Посмотрел на Надю и сообщил:

— Бакаев не приехал. Я вчера позвонил ему, скомандовал отбой. Сам вас отвезу. В конце концов, я соскучился по своей