Vita Damnata - Л. Гаатвин

я стала его, бросила своего больного охотника и отправилась бы с ним в Цюрих или Париж. Я отвечала отказом на все его ухаживания. Но Якуб не сдавался. Он отправлял мне цветы, шоколад, дарил украшения и платья. Иван был слишком слаб, чтобы отвадить от меня настырного ухажера. Сейчас же Якуб смотрел на меня с отвращением. От его когда-то желанной Анны не осталось ничего, что его так привлекало. Когда-то пухлые губы были искусаны до крови, голубые глаза потеряли в цвете от пролитых слез, прямой нос был сломан дознавателем, распух и искривился на бок, желанное тело — покрыто синяками, ожогами и порезами. Якуб взглянул на мои истерзанные ноги. Те самые ступни, которые он воспевал в любовных, безответных письмах, те самые лодыжки, от которых он сходил с ума, были искалечены.

— Анна, — вздохнул Якуб. — сегодня будет суд. Я пришел попросить у тебя прощения. Дьявол попутал меня, это он велел мне оговорить тебя. Я исповедовался все эти месяцы, каждый день, я молился за тебя. Но Роман, твой дознаватель, он непреклонен. Зачем ты подписала признание, Анна?

Я пошевелилась, кандалы на руках загрохотали в тишине. Я попыталась ответить Якубу, но вместо слов, я могла лишь хрипеть.

— Ох, Анна. Если бы я мог вернуть время вспять, если бы я мог исправить свою ошибку. Я бы никогда не польстился на тебя, ты бы осталась лишь сладостью воспоминаний о прекрасной незнакомке, о недоступной жене пациента, о славянской чаровнице. Но я был слаб. Анна, Господь знает, что я был слаб. Я подался твоему холодному, зимнему очарованию. Но ты сама принимала мои подарки. Ты могла отправить все с посыльным назад. Я бы понял, что ты решительно мне отказываешь. Что ты не даешь мне никакую надежду. Ты сводила меня с ума своим молчанием, своей какой-то странной любовью к глубоко больному Ивану. Я хотел, чтобы ты любила меня так же, как его! Разве это грешно?! Но уже поздно что-то изменить. Видимо такова воля Божья. Ты оговорила себя, ты созналась в колдовстве. Теперь уже даже мое слово в суде не имеет значения.

Я слушала Якуба молча, тихо шевеля израненными губами. Я мысленно просила Якуба отставить меня одну, не досаждать своими причитаниями и оправданиями. Все было кончено. Для меня. Сегодня мне огласят приговор и пытки, многодневные, ежедневные истязания закончатся.

Якуб подошел вплотную к толстой решетке. От него пахло тальком и гвоздиками. Его лицо, бледное, испещренное глубокими морщинами, за месяцы моего заточения стало совсем белым. Он похудел и осунулся, будто сделался меньше ростом. Когда-то солидный доктор, что лечил Ивана от чахотки, от медленного и мучительного увядания, сам теперь был похож на своих пациентов.

Как я была когда-то благодарна Якубу за то, что он взялся за лечение моего охотника, за то, что Якуб сам поил Ивана настоями из наперстянки, болиголовы, красавки и опия. Я поддерживала Якуба, когда он прописал Ивану долгие прогулки на свежем горном воздухе и следил за тем, что бы его предписания исполнялись сиделками. Если бы я тогда знала, что Якуб заботился об Иване лишь для того, чтобы чаще видеться со мной. Якуб старался быть со мной, вести долгие беседы, держа меня, безутешную, за руку. Он обещал избавить мою кожу от старого некрасивого шрама на ладони. Обещал взять на себя расходы будущих похорон Ивана. Он повторял мне, что я должна смирится с неизбежным и строить планы на будущее уже сейчас, ведь я, в отличии от своего охотника, должна прожить еще много долгих и счастливых лет. Якуб клялся, что уйдет от жены, возьмет мое содержание на себя, и если Бог будет милостив, то я рожу ему сына. Этот, одержимой своей страстью, человек когда-то казался мне достойный доктором. Как глупа и наивна я была. Когда ухаживания Якуба стали неприлично навязчивыми, я, ничего не объяснив уже прикованному к кровати Ивану, забрала его из госпиталя и отправила в горную деревню. Я потратила последние деньги своего загрызенного псом мужа на полный пансион для Ивана. Сама же осталась в городе, чтобы закрыть пушную лавку, расплатиться с кредиторами и найти повитуху, ведь я знала, что уже несколько месяцев ношу под сердцем нашего с Иваном ребенка.

Якуб поджидал меня у дверей моего дома. Он набросился на меня, попытался поцеловать мои губы. Когда я закричала и пригрозила вызвать жандармов, Якуб убежал, процедив сквозь зубы, что я еще пожалею о том, что отвергла его ухаживания. Через неделю я увидела объявление в газете. Меня разыскивали по обвинению в краже, подаренных мне Якубом, украшений. Я попыталась сбежать в деревню к Ивану, но меня схватили добрые граждане, ведь за мою поимку назначили награду.

Роман, служитель уже чахнущей инквизиции, приволок меня в казематы. Тогда я и узнала, всю тяжесть обвинений Якуба. Я, якобы, не просто украла драгоценности, но и в сговоре с дьяволом, соблазнила честного врача. Я вернула все украшения, что были подарены доктором. Но Роману этого было недостаточно. Я, по его уверениям, оставалась быть одержимой нечистой силой. Я отрицала ложь. Я была верующей христианкой. Мои молитвы лишь озлобляли дознавателя. Роман подвешивал меня за большие пальцы ног вниз головой, требуя сознаться в сговоре с нечистым, обжигал мои руки горящим маслом, обливал холодной водой, перетягивал веревками мое тело. Когда я потеряла ребенка и истекала кровью, Роман сказал — "что сие есть доказательство моей вины". Пытки продолжались. Днями и ночами, Роман требовал от меня признаться, что я околдовала Якуба, что я, одержимая нечистыми силами и помыслами свела с ума доктора, приходила к нему во сне по ночам и соблазняла его своим обнаженным телом. Распутница, бесстыдница, ведьма! Роман хлестал меня плетьми, высыпал соль на свежие раны, ломал мои кости. Я могла стерпеть все, мне было не страшно, пока меня грела мысль о том, что Иван жив. Мой охотник даже не догадывался о том, через какие муки я прохожу, он не знал, что наш долгожданный ребенок погиб. Но я держалась за мысль о том, что когда это закончится, когда Роман поймет, что я не одержима, я вернусь к своему охотнику и смогу побыть с ним еще немного, пока болезнь окончательно его не одолеет. Я молилась о нескольких днях с любимым. Я мечтала, я грезила.

Слова Романа о смерти моего охотника были больнее ударов плетьми. Много позже я узнала, что Роман обманул меня, но тогда эта весть сломала мой дух. Я больше не могла сопротивляться. Я