Прорвемся, опера! Книга 4 - Никита Киров

Ну, первая победа есть, кого-то вернули. Но над остальными надо работать, и побыстрее, потому что Сафронов здорово обозлился и наверняка захочет решить вопрос со мной раз и навсегда. Уже накопилось у него претензий ко мне. А не решает — потому что знает, что он под плотным колпаком, и любой прокол, даже намёк — сразу навредит ему самому.

Зато попробует кого-то уболтать, настроить: мол, все беды от меня. Чтобы закрыли вопрос, как ему надо. Опасен я для него, он это понимает, но не поймёт никак, что именно мне надо. Он же людей по себе судит, думает, у меня какой-то свой хитрый план, как бы обогатиться.

— Сева? — позвал Витька оставшегося в зале снайпера. — Ты чё?

— Хочу послушать, что здесь говорят, чё-то прикольное было, — Донцов хмыкнул, посмотрел на нас своими неживыми глазами цвета бутылочного стекла и подмигнул.

Мол, задумал чё-то.

— Погнали, — я потянул Орлова на выход. — Завтра с ним поговорим.

* * *

Ночью в городе ничего не стряслось, но поспать всё равно удалось совсем немного. Пока купил всем пива, пока обсудили в узком кругу случившееся, пока всё обдумали… ни к чему, в общем-то, и не пришли. Разве что Устинов не остался на пиво, хотя я хотел услышать его мнение. Но он куда-то торопился, только сказал, что если приключится что-то срочное, чтобы мы ему позвонили — и он сразу прибежит.

Туркин или спал, или куда-то уехал со своей группой, я до него не дозвонился. Ну, будем справляться без него, благо, что тех, кто не любит Сафронова, в городе достаточно. Ну, раз пока не выходит дождаться помощи от смежников, загляну к бандитам.

А следующее утро прошло в рабочей рутине: рёв Шухова, Пигасов, докопавшийся по поводу подписей в листе ознакомления с новыми приказами; потом пришлось съездить на труп, но там оказалось, что нет криминала, просто молодой участковый растерялся, а дежурил, как на беду, Сурков, который опять начал бить во все колокола и поднимать панику. Ещё и Кобылкин занят, освободится нескоро, даже некогда было обсудить его подозреваемых и составить план действий, с кого начать.

Но кое-что в этой рутине было интересное.

— Тебя, Паха, — Орлов, только что снявший трубку, показал мне на телефон.

Я сел за стол Устинова (его самого где-то с утра не было, но никто из руководства его не искал и не спрашивал) и поднял трубку. Витя положил свою и продолжил писать.

— Слушаю, Васильев, — проговорил я привычно.

— Здравствуйте, — прощебетал девичий голосок. Связь была с помехами, но голос я слышал хорошо. — Это Юля, узнали?

— Юля?.. Напомните, кто вы? — я придвинул к себе листок бумаги, на которой Устинов вчера рисовал кружочки и косички, и взял ручку.

— Юля это. Вы мне говорили уехать. Нападение, помните? Цепочку потеряла ещё после этого.

— Вспомнил-вспомнил. Устроились? — я переложил трубку в другую руку.

Цепочку ей потом вернём, когда девушка приедет в город — она пока что лежит у меня. Правда, сначала надо найти маньяка.

— Да. Вот, хотела сказать. Вспомнила… м-м-м… приметы, как вы говорите. Когда убегала, споткнулась и обернулась. Маска вязаная, как у бандитов. Но не всматривалась, а то он за мной как побежит-побежит… ну, и всё. Сегодня снилось даже, — расстроенно произнесла она.

— Рост, цвет глаз, что-нибудь помнишь?

— Нет, он в очках был.

— В маске или очках? — спросил я, подавляя раздражение.

Я уже было ждал от её звонка чего-то, а она только про маску сказала, да ещё с очками путается.

— Да! — радостно вскричала она. — Вернее, очки такие, как у лыжников, на ремешке, широкие, поверх маски. И куртка чёрная. И джинсы.

— Понятно, — я записал на всякий случай. — Хромал или нет? Рост высокий или обычный?

— Не помню. И он бежит-бежит, а потом так споткнулся на чём-то, упал и так заматерился громко!

— Так голос молодой или старый?

— Не помню, но матерился громко. Порезался, наверное, там же стекло было, он на него упал. И очки слетели! — Юля произнесла это так, будто только что вспомнила. — Но я не смотрела дальше, — добавила она расстроенно. — Страшно было, я побежала.

— И правильно сделала. Ладно, это очень нам поможет, благодарю.

Стекла битого на том пустыре действительно было навалом. И времени прошло не так много, порез на руке и теле будет хорошо видно. Это, опять-таки, косвенное, мало ли кто где порезался, но зато хоть какая-то зацепка.

* * *

После обеда (пельменная Федюнина сегодня работала, и там даже подавали новое блюдо — китайские жареные пельмени с мясом и капустой) я уговорил дядю Гришу подбросить меня до кладбища, задобрив его этими самыми пельменями, а то он мелочь считал и ругался матом, что дорого всё. В ответ он пробурчал что-то совсем неразборчивое, но показал рукой в окно, мол, перекусим — и погнали.

Кладбище-то у нас, как ни странно, самая что ни на есть парадная часть города. Здесь и чисто, и даже основные дорожки от снега убирали. И бомжей, кто собирает оставленные у могилок стопки с водкой и съестное, здесь не очень много. Деньги крутятся большие, зарабатывают на всём, даже бомжи приплачивают за право здесь обитать.

Я прошёл через ворота. На старой части, открытой с ещё дореволюционных времён, мне делать было нечего, да и там уже никого и никогда не хоронили, так что я отправился на новую.

Вот там-то было роскошно. Особенно выделялся памятник убитому в начале 90-х Каратисту, предыдущему пахану «Универмага» — в полный рост. Памятник уродливый, загаженный птицами, и изображён на нём здоровенный амбал в пиджаке. Каратист теперь вечно говорил по телефону размером с кирпич, а прямо сейчас на нём сидела ворона.

Говорят, Кросс даже хотел пригнать на кладбище машину и поставить рядом с памятником, но трезво рассудил, что настоящая машина проржавеет и из неё вытащат всё ценное, а делать мраморную — слишком дорого даже для братвы. Так что вместо машины во вторую руку памятника вставили брелок с эмблемой Мерседеса, хотя сам Каратист ездил на «Тойоте». Не такой это был влиятельный авторитет, чтобы гонять на мерине.

Могил много, от скромных с ржавеющими оградками до бандитских, заваленных