Юная Раса - Майк Манс

в боеготовность: перед ним в тумане мелькнула красноватая линия. Твою мать! Он бросился на землю. Раздался негромкий выстрел где-то впереди вдоль по улице, и над ним просвистела пуля. Чёрт! Дерьмо! Снайпер.

Джулиани понял, что лежит на виду, резко вскочил и рванул налево, к припаркованным машинам, пока его не расстреляли на ровном месте. Шум, удар и жгучая боль в правом боку. Хотелось заорать, но воздуха в лёгких не осталось. Он упал перед машиной и стал ползти дальше. Нужно любой ценой спрятаться за ней целиком. Сэмюэл пощупал бок и понял, что оттуда хлещет кровь. Чёрт. Чёрт. Сильная волна боли эхом накатила в мозг. Он стиснул зубы и завыл. Третий выстрел разбил стекло машины. Звук был уже ближе. Снайпер идёт добить его.

Сэмюэл понял, что так и не был женат. Откуда такая тупая мысль? А какие вообще мысли должны приходить, когда ты вот-вот сдохнешь? Что там, вся жизнь должна мелькать перед глазами? Ничего подобного не происходило. Просто тупое осознание: «ты никогда не был женат». И что это должно ему дать сейчас? Надо спешно жениться? На ком? На Коллинс? Ха. Чёрт, Коллинс. Она же где-то недалеко, могла услышать выстрелы. И почему никто не вызовет полицию? Где вой сирен?

Он нащупал мокрой от крови рукой телефон в кармане, но не смог его разблокировать ни пальцем, ни лицом. Прогрессивные технологии, мать вашу. Пальцы не слушались, он не мог ввести пин-код. Но можно вызвать полицию, это не требует разблокировки.

– Служба спасения! – бодрый женский голос из трубки выдернул его из наполовину бессознательной мути.

– Полковник ЦРУ Джулиани ранен из огнестрела. Центр, около церкви. Здесь снайпер, он приближается, чтобы меня добить… – задыхаясь от боли произнёс Сэмюэл. В доказательство его слов раздался четвёртый выстрел, ещё ближе. Пуля шаркнула по асфальту рядом с ногами. Снайпер пытается обойти машину, чтобы достать его. Нужно ползти отсюда.

– Сэр, вы можете спрятаться? Укройтесь, пожалуйста. Экипаж выехал. Оставайтесь с нами на связи, – голос был уже далеко не бодрым, а дёрганым, сильно взволнованным. Редко, видать, в Ньюарке стреляли ночами по прохожим. И уж точно никогда по полковникам ЦРУ. Джулиани попытался засмеяться, но послышался лишь какой-то хрип и кашель. Так, ему крышка. Нужно куда-то ползти. Куда-то спрятаться.

Он старательно затащил себя за колесо и стал перебираться к соседней машине. Чёрт, у него же с собой пистолет. Джулиани полез за стволом, но рука никак не могла попасть в карман. Это в кино, когда герой ранен, то всё ещё бегает и дерётся. В жизни глаза застилает кроваво-бледная пелена, а от жуткой боли ты не можешь даже пошевелиться. Каждая попытка сменить позу сопровождается ощущением миллиона игл, впивающихся во внутренние органы. Он зажал рукой рану и, держа телефон в другой руке, попытался ползти. Сантиметр за сантиметром.

Вдали послышалась сирена и вроде не одна. Ага, вот и кавалерия, Джулиани. Тебя не бросят, ты должен досидеть, дождаться. Он смог-таки достать пистолет, бросив телефон на землю, и сделал пару выстрелов вверх. Может так спугнёт снайпера. В ответ раздался выстрел, который продырявил колесо машины, и пуля вошла ему в бедро. Он завопил. Твою мать, неужто он сдохнет здесь? Это всё Лукас, точно Лукас. И ЦРУ, желающее его убрать. Туман, туман его спас от первого выстрела, но второй раз повезти не могло.

Сирены приближались, и Джулиани снова выстрелил в воздух. Рука не держала пистолет. Раздались крики. Коллинс? Это Коллинс? Или ему кажется?

– Коллинс!.. – то ли прокричал, то ли прохрипел он.

– Сэм! Ты жив? Держись! – это была она, да. Где-то сзади. Раздались выстрелы, и кто-то побежал. Огни патрульных машин показались в тумане из-за угла. К нему кто-то подбегал. Убийца. Точно убийца. Он, очевидно, понял, что времени добить его с безопасного расстояния уже нет, и решил рискнуть, подойдя вплотную. Сэмюэл вжался в машину и попытался поднять пистолет. Лишь бы рука не дрогнула, лишь бы хватило сил нажать на курок…

– Сэм, это я! Он ушёл, – прозвучал голос Джоанны. Какое счастье, что он не стал палить. Обессиленно, агент опустил пистолет и засмеялся через новый приступ дикой боли, накрывшей его от ног до кончиков волос. А вот и Джоанна, её лицо. Жениться тебе надо, Джулиани. Ты так и не женился, дурак. А люди уже на Марс летают. Тебе не стыдно, а?

– Не отключайся, Сэм! Скорая рядом! – девушка сняла куртку и попробовала зажать ему рану.

Это причиняло новую боль, но казалось неважным. Всё равно в ушах стоял гул, такой гул. Как будто ракета взлетает. Ужасно и в то же время захватывающе. Всё мутное, мозгу не хватает крови и кислорода, наверное. Краем сознания он успел увидеть суетящихся копов, вдалеке снова раздались выстрелы, видимо, преследовали снайпера. Это они не скоро забудут в своём Ньюарке, так ведь, Коллинс? Крутое шоу мы устроили. Долбаный Смит, всё же ясно теперь. Убрать его, чтобы спустить расследование на тормозах. Нет человека – нет проблемы. Ох, какой яркий свет, какая ноющая боль во всём теле, какая глупость, какая…

Часть 2

Вечная осень души

Глава 10. Генрих Ланге

Если не разбираться в предмете досконально, не прочесть уйму трудов по физиологии человека, не проштудировать социологию и не закопаться в тонны философских трактатов, то очень легко запутаться в том, что же является этикой и каково её отличие от первичных животных инстинктов. Сейчас, когда этика Согласия обнаруживала прямую связь со структурой Вселенной, эта грань стала ещё тоньше.

С древних времён люди пытались сформировать моральный закон, который лучше обосновывал бы государственность и юридические права, что в свою очередь приводило к появлению более успешного общества. Для того чтобы сформулировать эту самую мораль, люди обозначали постулаты, так или иначе базировавшиеся на инстинктах. Не убий, не укради, не прелюбодействуй – всё выросло из внутреннего стержня, одни объясняли его стремлением человеческой души, а другие – эволюцией. А что было бы с развитием общества, получившим на входе другой набор инстинктов? Смогло бы оно построить цивилизацию, развиться, преуспеть в науке и выйти в космос? Что движет Несогласными и как устроена их этика? Как наши основные права, не вызывающие сомнений у западного человека, повлияли на всю нашу цивилизацию?

Генрих сидел в кресле и переваривал всё это. Не то чтобы он узнал много нового, вовсе нет. Каждая мысль из длинного монолога Григорьева была известной. Каждое слово соответствовало догмам философии, социологии, психологии. И под каждым Ланге готов был бы подписаться. Однако, соединив все их воедино, Пётр вскрыл проблему,