Наследник. Тайны рода. Том 2 - Мэт Купцов

перебивает его Зир, маленький и наглый фамильяр, сверкающий жёлтыми глазами. — Надо изобразить оскорбленную невинность. Пусть граф сам доказывает, что ты самозванец, а не ты — что ты барон!

Вздыхаю. Оба хороши. Один предлагает рубить с плеча, другой — строить из себя дурачка.

Поднимаюсь, медленно застёгиваю камзол.

— А я просто посмотрю, что там за спектакль приготовили для меня, — говорю хмуро.

Ведь если мой дядюшка Захар затеял это дело, значит, впереди не просто допрос. Впереди война…

Спустя час мой внедорожник тормозит у высоких мраморных ступеней Палаты Юстиции. Лакей рывком распахивает дверцу, но я не спешу выходить.

Сижу, откинувшись на кожаное сидение.

Сдаваться на милость судьбы я не собрался. А значит еще повоюем.

— Благородный господин, — напоминает о себе лакей.

Выдыхаю сквозь сжатые зубы, прихлопываю ладонью по шляпе, словно загоняя обратно выскочившее наружу раздражение, и ступаю на землю.

— Демидушка, — раздается в голове шелестящий голос Зира. — На твоем месте я бы, конечно, сразу пустил в ход когти и яд, но у тебя, как всегда, свой сложный путь.

Чертов фамильяр. Нашел время давать свои советы.

Внутри Палаты — прохладный сумрак, пропахший чернилами, пылью и чужими судьбами.

Граф Сомов ждет меня в своем кабинете. Дверь подается тяжело, скрипит, словно предупреждая — разворачивайся, барон, пока не поздно.

Николай Сомов, этот живой памятник бюрократическому упрямству, восседает за массивным столом, напоминающим надгробие. Крепкие пальцы сжимают бумаги, на лице написано презрение, глаза — серые, холодные.

— Барон Демид Архипов, — чеканит он, глядя на меня, будто на пойманного вороватого крестьянина. — Или… кто там вы на самом деле?

— Вы забыли ещё «честный человек» и «сын своего отца», граф, — парирую я, усаживаясь без приглашения.

Кресло скрипит, как дощатый настил под ногой висельника.

— Ах, честный? — граф медленно раскладывает бумаги перед собой. — Тогда, может быть, объясните мне, каким образом оказалось, что настоящий наследник рода Архиповых — ваш покойный сводный брат Арсений, а вы… просто приёмный сын?

Бросает свою фразу, как кузнечный молот. Ждет, когда я начну трещать.

— Ошибка, должно быть, — говорю ровно.

— Ошибки не бывает, когда документ подписан и скреплён печатью, — голос Сомова звучит, как удар меча о щит. — По закону наследство переходит к Захару Степановичу — брату покойного барона Демьяна Степановича, — разводит руками. — Вам же, барон, надлежит доказать, что вы — тот, за кого себя выдаёте. Иначе…

— Иначе? — улыбаюсь, не сводя с него взгляда.

— Иначе у вас нет ни имени, ни титула. — Он подаётся вперёд. — Вы больше не барон Демид Архипов.

Клокочет кровь. Скулы сводит, но я держусь.

— Ах, как драматично, — шепчет в голове Зир. — Вставай на колени, плачь! Или вцепись ему в глотку. Бейся, Демидушка!

Убил бы его, честное слово! Если бы он не был иллюзорным духом в моем сознании.

— Я прожил восемнадцать лет, будучи Архиповым, — говорю ровно. — И теперь мне предлагают сыграть в чью-то чужую игру со своей судьбой?

— Не судьбой, барон. С законом. — Граф делает паузу, позволяя весу сказанного навалиться на меня. — Я поверил вам. Но этого мало. Вы докажите.

Ни угроз, ни намёков. Просто указующий перст системы, которой плевать на мои слова, кровь, достоинство.

— Демидушка, — фыркает Зир, — ну, хоть поторгуйся. А вдруг отдаст половину титула и четверть наследства?

Хмыкаю. Граф поднимает бровь.

— Вы усмехаетесь?

— Наоборот, граф, — медленно подаюсь вперёд, впиваясь взглядом. — Я готов доказать свою правоту. Вы только скажите, где взять пламя, чтобы выжечь ложь?

Граф откидывается на спинку кресла.

— Хорошо. Доказывайте. Но знайте — у вас мало времени. Захар Степанович уже получил приглашение в столицу. А дальше…

Он не договаривает.

Скрещиваю руки на груди, пристально глядя на графа Сомова. Сердце бьётся ровно, но в груди разгорается гнев.

— Ну? И кто я, согласно этим бумажонкам? — мой голос хрипит.

Граф с лёгким удовольствием переворачивает документ и медленно, со смаком, зачитывает.

— Филарет Самсонов, рожденный в обедневшем дворянском роде.

Скрежет моих зубов глухо разносится по комнате.

— Филарет! — комментирует Зир. — Демид, только не говори, что ты теперь Филарет!

Бросаю на него взгляд, от которого мертвец бы ожил от страха. Зир замолкает, но ухмылка всё ещё играет в уголках его рта.

— Прекрасно, — произношу я сквозь зубы. — Напишу прошение, запущу его по инстанциям. Пусть разберутся, кто я есть на самом деле.

Граф Сомов лениво откидывается в кресле, проводит рукой по дорогому камзолу и цокает языком.

— О, барон! Ваше прошение может просто… исчезнуть. Не дойти до места назначения. — Его голос леденит, словно осенний ветер, пробирающий сквозь щели в окнах.

— Это шантаж, — бросаю резко.

— Какая догадливость! — усмехается он. — К сожалению, барон. Да, это шантаж.

Зир вздёргивает брови, глядя на меня. Я медленно сжимаю кулаки. Граф не спешит, смакует момент.

— Видите ли, на дуэли, мой дорогой друг, — продолжает граф Сомов, — высшая аристократия видела ваши способности. Ваш уровень магии… восьмой.

Тишина в комнате тягучая, будто вязнешь в ней.

— И?.. — произношу, прищурившись.

— И теперь вы должны послужить на благо Отечества, барон. Такова цена. Тогда за вас заступятся очень влиятельные особы. Вплоть до самого императора, — он тычет указательным пальцем в потолок.

Смотрю на него, в груди закипает ярость.

Но в этом весь Сомов!

Воспользоваться мной, использовать мои способности, загнать в ловушку и поставить условия!

— И что же от меня требуется? — ледяным голосом спрашиваю я.

Сомов скалится, как хищник перед прыжком.

— Всего лишь одно поручение…

Вглядываюсь в его холодные глаза, пытаясь понять — шутит он или нет.

Увы, этот маститый аристократ, с грубыми чертами лица, известен не склонностью к шуткам, а безукоризненной логикой.

— Демид Архипов, буду тебя пока так называть, — голос его хрустит, как подмороженный лёд. — В Московской области… бедствие. Монстры и прочая нечисть, вплоть до вурдалаков.

Мне требуется секунда, чтобы осознать сказанное. Потом ещё одна — чтобы принять. И третья — чтобы ощутить то, что подобает дворянину моего положения — глухое раздражение.

— Вурдалаки? — повторяю я, медленно, будто пробую слово на вкус. — То есть не бродяги, не разбойники. Вурдалаки?

Граф кивает, глядя в пространство.

— Не просто вурдалаки,