Замечательный предел - Макс Фрай

Короче, нормально поговорили бы, попутно открыв читателям несколько дополнительных стрёмных тайн. Однако проблема в том, что эти двое встретились не в двадцать втором году, а буквально вот только что. Прямо сейчас (то есть, в августе двадцать четвёртого) на Немецком бульваре, улице Вокечю (на обоих Немецких бульварах, сбывшемся и несбывшемся) на скамейке сидят.

• Что мы знаем об этой книге?

Что Надя (Дилани Ана) по плану должна была ненадолго съездить в Грас-Кан, благо теперь туда можно быстро добраться на самолёте, раз – и ты уже там. Но важно не это, а что Дилани Ана оказалась в Грас-Кане, в своём старом доме, уснула и увидела страшный сон. Такой, что проснулась немая от ужаса, в холодном поту и долго сидела потом в темноте, схватившись за голову, очень старалась не вспоминать, но всё равно вспоминала. В этом сне ей было одиннадцать лет, её звали Ева, там медленно ехал куда-то битком набитый стонущими человеческими телами товарный вагон, там воняло по’том и нечистотами, там ей хотелось пить, тошнило, болело всё тело, но больше всего голова, там седой человек, от которого пахло смертью, держал её за руку и рассказывал сказку про волшебный город Грас-Кан, где живут после смерти убитые дети. В Грас-Кане всем хорошо, там добрые взрослые, интересные книжки, весёлые игры, дома в скале красивые как дворцы, друзья, пирожки, карусели, мороженое и ласковые коты. Ева ему, конечно, не верила. Она уже знала, что после смерти не будет вообще ни черта. А значит, – думала Ева, – боли тоже не будет. И жажды. И вони, и страха, и голода. Хорошо! Я согласна хоть прямо сейчас.

В детстве этот сон снился Дилани Ане часто, почти каждую ночь, но потом она попросилась спать на диване в кухне, и всё сразу прошло; всё-таки наша кухня волшебное место, – думала взрослая Дилани Ана, – пока я дома, буду там ночевать. Страшные сны – совершенно не те эпизоды счастливого детства, куда хочется возвращаться. Лучше бы мне приснились качели и бабушкин лимонад.

Этой истории в книге тоже не будет, хотя Дилани Ана действительно летала в Грас-Кан, а там уснула на диване в гостиной и ей приснился старый детский кошмар. Но она его сразу забыла, перевернулась на другой бок, закуталась в плед поплотнее и проспала до утра. Дилани Ана всегда забывает свои страшные сны. Она сама так в детстве решила, подслушав взрослые разговоры о том, что кошмары снятся тем людям, у которых была очень страшная и тяжёлая предыдущая жизнь. Возмутилась – ну уж нет, я так не согласна! Не надо мне такой прошлой жизни. Чур, её покабудке не было! Не хочу ничего вспоминать.

• Что мы знаем об этой книге?

Что писать её вовсе без плана – так себе развлечение. Примерно как составлять узоры из бабочек, уговаривая их спокойно сидеть на месте, не улетать. Но бабочки улетают, и всё, что мне остаётся, – описывать их полёт. Как они поднимаются выше и выше и предсказуемо улетают за горизонт.

Лейн, лето второго года Этера

– Слушай, да вообще не проблема, – улыбнулся Анн Хари, отдавая ключи. – Я как раз хочу побыть дома подольше. У меня здесь кошка. И садовый гамак. И длиннющий список кофеен, куда я аж с прошлого года не заходил. И в море, говорят, уже можно купаться, вода наконец-то нормально прогрелась. Вот завтра и поглядим. А если мне вдруг припечёт срочно вернуться в Вильнюс, сниму номер в отеле.

– В отеле? – скривился Та Ола. – Это не дело.

– Да нормально. А то я раньше в отелях не жил. У тебя, кто бы спорил, лучше. Как будто из Лейна не уходил. Но это вообще-то твоя квартира. Ты имеешь полное право там жить.

– Имею, – согласился Та Ола. – Но не живу почему-то. В последний раз ещё в прошлом году там был. Столько возни с изданием Юратиных книг! Вот скажи мне, как ты справляешься?

– Было бы с чем справляться. Всех хлопот – доехать из Козни до центра, забрать в издательстве гонорар и вернуться домой. Но мне нравится ездить в трамвае, а Белый ходит строго по расписанию, раз в полчаса.

– Ты что, переводы не редактируешь? Даже не проверяешь?

– Нет.

– Но как же?.. – начал было Та Ола. Осёкся, махнул рукой, рассмеялся: – Что-то я, знаешь, не понимаю, это ты дурак или мы?

– Так никто не дурак, – серьёзно ответил Анн Хари. – Вы всё правильно делаете. И я тоже правильно. Просто у нас книги из разных источников. Поэтому нужен разный подход.

– Как – из разных источников? – опешил Та Ола. – Разве тебе не Юрате книги даёт?

– Нет. Я сам их беру. В той реальности, где вы вчетвером ели пиццу. Я там по книжным лавкам хожу.

– Вот это номер! – присвистнул Та Ола. – Я не знал.

– Потому что я не рассказывал. В моём положении рассказывать – только дразниться. Если бы я мог брать с собой кого захочу, обязательно вас бы позвал. Мне же не жалко. Наоборот. Ваша помощь не помешала бы. Времени мало, а надо смотреть, читать, разбираться, чтобы не тащить всё подряд. Но у меня только с Шала Ханом один раз получилось. Встретил его случайно на улице, и вдруг почувствовал, что сейчас его проведу. Но мы там всего часа полтора погуляли. В книжную лавку зайти не успели. Я о книгах тогда даже не вспомнил. Жалею об этом теперь. У Шала Хана чутьё изумительное. Наверняка нашёл бы на какой-нибудь дальней полке незамеченный мной шедевр.

– Ясно, – вздохнул Та Ола. – Но это не объясняет, почему тебя не волнует качество переводов, аннотации и обложки. Всё-таки это важно, как ни крути.

– Обычно важно, – согласился Анн Хари. – Но эти книги – несбывшиеся. Несуществующие. Невозможные. Вполне достаточно просто их сюда принести и отдать любому издателю. Достаточно для окончательного овеществления, я имею в виду. А всё остальное меня не особо волнует. Как эти книги переведут, какие будут обложки, как их примут читатели, для дела совершенно неважно. Лишь бы эти невозможные книги утвердились, сбылись. У вас-то совсем другая ситуация. Юрате даёт вам книги, написанные в ТХ-19. Те, в которых эхом несбывшейся вероятности звучат наши… их голоса. Надо, чтобы при переводе эти голоса не заглохли, не потерялись. Чтобы все читатели явственно ощутили отличие от привычной