Барин-Шабарин - Денис Старый

— И я про то же! Охальник! Опозорил и себя, и меня! — вновь взорвалась госпожа Молчанова.

— Да, как вы смеете, совесть есть⁈ Впрочем, есть ли она у вас, мот, картёжник! — выкрикнул Жебокрицкий, при этом не сводя глаз с Марты.

— За неуважение к суду… — начал было Молчанов, но я его перебил.

— Яша, мне больно! — выкрикнул я.

— Ах, ах. Я всё! — выкрикнула Марта.

Молчанов смотрел на всё это с ужасом, пока остальные застыли в немом недоумении. Его взгляд блуждал от Марты к жене, иногда словно бы случайно перекидываясь на меня. Он в одно мгновение понял, о чём идёт речь — понял, что ещё кто-то знает о том, что произошло в бане. Там, где он избил до полусмерти проститутку, которую и вовсе посчитал умершей. Патрон, его покровитель, вице-губернатор Кулагин, обещал дело прикрыть, заставить замолчать всех и каждого. Но что-то пошло не так.

Нет, вряд ли Молчанов боялся суда или преследования полиции. Он сам и есть правосудие. Так чего же бояться самого себя! Между тем, если каким-то образом всплывет история о том, что земский исправник пользовал проституток, бил женщину, пусть и падшую, и чуть одну из них не убил, город ему не простит.

И даже не в том дело, что Марта и Грета были двумя единственными гетерами города, с которыми можно было поговорить о чём угодно, и к услугам которых с большим удовольствием обращались некоторые сильные мужи Екатеринослава. Дело в самом факте посещения проститутки. Нет, это делать можно, но обязательно так, будто этого и не было. При встрече в публичном доме господа не здороваются и забывают об этой встрече.

— Это всё превращается в фарс! Вы, господин Жебокрицкий, посмели в зале суда оскорбить меня и нанести жесточайшую обиду. Я должен был бы вызвать вас на дуэль. Но я следую закону, потому прошу вас или принести мне извинения прямо здесь и сейчас, или принять мой вызов! — сказал я, примечая для себя, что вопрос о моем имении как-то отошёл уже на второй план.

— Не в зале суда, юноша. Не бросайтесь словами, за которые будете отвечать, — Тихо, но так, чтобы я слышал, сказал Жебокрицкий.

— Вы всего лишь струсили, — сказал я.

В ответ на меня лишь посмотрели испепеляющим взглядом, который, впрочем, не возымел должного эффекта и вызвал у меня презрительную улыбку. Мне отказали прилюдно в дуэле… Было бы тут почтенное общество, случился бы конфуз. Но кто же сможет выставить Жебокрицкого трусом?

— Я все слышал, господин… Вы отказали в дуэле, — выкрикнул журналист.

— Так вы еще и трус, господин я быстро все! — рассмеялась Марта, которая, как я погляжу так же входила в кураж.

Мой сосед поморщился, но не ответил.

Я подошёл к столу, где заседали судьи, где корчился, держась за живот, Молчанов, и взял тот самый иск, который и предвещал изъятие у меня имения.

— Господа, мы можем забыть весь этот конфуз, и я, естественно, в самое ближайшее время готов расплатиться со всеми своими долгами. Даже прямо сейчас могу выдать сразу половину суммы по своему долговому обязательству господину Жебокрицкому. Но вот это, — я поднял на вытянутой руке документ. — На этом мы поставим резолюцию: отсрочить все разбирательства сроком в целом на два года. Господа, я ведь не прошу о том, чтобы вы не судили меня. Я прошу об отсрочке, всего на два года, по закону, и я расплачусь со всеми своими долгами!

Скажи я это всё сразу — и надо мной бы посмеялись — громко и хором. Но теперь? Теперь они должны понять, что и для них такое решение –компромисс. И я ждал. Не может сейчас голова Жебокрицкого что-либо вразумительное придумать, а уж голова Молчанова и вовсе думает только об одном — как быстрее добраться до горшка и чтобы голова не встретилась со сковородкой жены, пусть не здесь, так дома. Или чем в этом времени воспитывают непутевых мужей?

— Господа, получится замечательный фельетон! — нарушил тишину журналист Хвастовский. — Эта история достойна пера Николая Васильевича Гоголя.

— Э-э-э, — замялся Молчанов.

Он уже был готов закончить все это, убежать в уборную и подготовиться к выволочке от жены. Но… Видимо, много взял исправник денег Жебокрицкого, не может Молчанов так просто поставить свою резолюцию и отправить меня восвояси.

— Я требую беспристрастного суда, возврата моих денег. И прекратить все это! — выкрикнул Андрей Макарович Жебокрицкий.

Держится мужик. Несмотря на то, что Марта намекнула на конкретный не самый героический эпизод с участием, я бы сказал, очень ярым участием моего соседа, Андрей Макарович не сдается. Уважение у меня это не вызывает, тем более, что он опозорился отказом от дуэли. Так что все едино — тварь. Между тем, характер соседушка имеет, подленький, но проигрывать не умеет, оттого он более серьезный враг, чем ранее я думал. От этого деятеля можно ожидать многого нехорошего.

— Тогда и я требую обеспечить беспристрастность! — выкрикнул я.

— И я требую! — несколько неуместно выкрикнул еще и журналист.

— Могу я попросить вас, господин Жебокрицкий, переговорить со мной? — уже буквально скручиваясь от боли, произнёс Молчанов.

— Я так понимаю, что мне нужно проследовать за вами? — недоуменно спросил мой сосед.

Это выглядело просто возмутительно. То есть, все рамки приличия попраны — ведь они собираются что-то обсуждать без свидетелей. Но я промолчал. Пусть поговорят — и сделают по-моему.

Да, я не тот мальчик для битья, который мог бы проглотить любое решение суда. Это я привел журналиста, я блефовал встречей с губернатором, я создал верные условия для позора Молчанова. Пусть теперь попробуют увильнуть.

* * *

— Не смейте! — сказал Жебокрицкий, как только остался наедине с Молчановым.

— Я вынужден! — сказал земский исправник и, удивляя помещика, убежал в соседнюю комнату, а не в кабинет.

Андрей Макарович презрительно скривился, так как некоторые звуки донеслись и до него.

— Я рассчитываю на то, что вы не станете распространяться о том, что я… во время заседания…

— Да не об этом думать нужно! — выкрикнул Жебокрицкий.

— А вы не кричите, Андрей Аркадьевич. Знаете ли, именно вы мне уже принесли некоторые неудобства. Думаете, только вас занимают те земли, что составляют имение Шабарина?