Пиво, эльфы, два стрельца - Виталий Святец

– Отлично, – хлопнул ладонями капитан, – с вами разобрались, а теперь: как насчет эльфов?

И вновь ответом Игону Эрну было красноречивое и яркое безмолвие.

***

Эго, несколько раз уточнив дорогу, наконец оказался у дверей дома Крато и застыл в нерешительности. Все произошедшее повлияло на него слишком болезненно. Он действительно, как явно предсказывал господин Крато, ощутил себя кораблем, что гордо шел по морю, но теперь, налетев на скалы, молит о помощи. Он неловко постучал в дверь и с удивлением обнаружил, что она не заперта.

Менестрель осторожно шагнул внутрь.

– Г-господин Крато? – позвал он, заикнувшись. – Господин К-крато, Вы дома?

В следующую секунду мир вокруг Эго озарился нестерпимой болью, мириадами разноцветных искр и погас.

***

– Что-то не так, – находящийся в двадцати шагах от дома Крато Ион Кот потерял из виду вошедшего в дом эльфа, зато слышал его приглушенный вопрос.

– Проверим? – Род Бравс все еще был нерешителен, поэтому вопрос задал осторожно.

– Я проверю. Ты – стой тут.

– Но капитан сказал…

– Действовать по обстановке. Я помню.

Младший офицер Ион Кот вошел в дом. Его напарник остался у порога и принялся вслушиваться.

Из глубины строения послышались звуки схватки, битье стекла и треск досок. Род испуганно заглянул вовнутрь и увидел, как на пол недлинного коридора из комнаты падает его друг Кот. Следом на Кота набросился вооруженный кочергой эльф абсолютно неприятной наружности.

Бравс оцепенел и, не в силах пошевелиться, наблюдал, как эльф принялся колотить младшего офицера импровизированным оружием. Кот уворачивался, как мог, но пропускал удар за ударом.

Когда Антро положил стычке конец, Бравс уже сбежал.

***

– Господин капитан? – Жезла перестал прятаться и вошел в опустевшую столовую ратуши, когда Эрн доедал бутерброд.

– Лучше, чем я ожидал, – ответил капитан. – Осталась куча бутербродов. Угощайся.

– Все настолько плохо? – ученый повертел в руках тарелку с блюдом.

– Их заботит только то, что остроухие платят! – Эрн едва сдерживался. – Остальное, по их мнению, – мелкие неудобства, которые можно пережить. Не приведи Алирана, господин Аффект не выкарабкается! Мне даже любопытно, как они после такого запоют…

Эрн поднял взгляд на Жезла и вздохнул.

– Мои извинения. Нельзя мне было так говорить.

– Капитан, давно Вы уже не спите?

– Икола, все в порядке. Я просто дал волю эмоциям. Это не лучший…

– Вам бы отдохнуть, Игон.

– Я не…

– Капитан, – Жезла поднял руку, – Вас сейчас заменить некем, а проку от капитана-зомби нам, уж простите, никакого. Отдых нужен всем.

Эрн рассмеялся:

– Забавно, – ответил он. – Знаешь, нечто подобное я вчера утром говорил сержанту Смогу, и…

До капитана дошел смысл. Икола Жезла без особого упорства применил против него его же аргументы. Ловко! Ученый же заметил, как на лице командира отразились мысли о сержанте и как ему на самом деле тяжело.

– Ты прав, – устало сказал Эрн. – Я сейчас собирался помочь брату, а потом посплю пару часов. Будь добр, передай, пожалуйста, Безликинсу пару бутербродов и скажи, что я буду ближе к вечеру.

Жезла наполнил свою сумку едой и откланялся в штаб. Капитан же направился к дому тетушки…

Глава 18

… где его, как и всегда, не ждало ничего хорошего. И это, как и всегда, вывело капитана из себя.

– Эльфийской работы?! – заорал он Пану в лицо. – Эти два куска дерьма, по-твоему, кресла эльфийской работы?!

Пан, поникший, молча смотрел на брата, понимая, что в ответ у него не было абсолютно никаких слов. Только пустота во взгляде, в мыслях, в жизни – одна сплошная давящая и день за днем уничтожающая пустота.

– На какой помойке ты достал это барахло?

– Эрн… – начал было Пан.

– Что «Эрн»? Вот что «Эрн»?! Ты меня обманул! Я не все деньги, говорит, пропил, я кресла, говорит, купил!

– Но…

– Заткни пасть!

Все внутри кипело, рвалось наружу, но Эрн сдержался. Он еще раз осмотрел мебель. Явно не новая, явно потрепанная временем. Быть может, когда-то, много десятков лет назад, эти кресла и были чем-то изысканным. Чем-то, что не стыдно поставить дома, чем не стыдно пользоваться и хвастаться перед гостями. Но лучшие времена этой рухляди миновали примерно тогда, когда госпожа Корицца Бублик первый раз вышла замуж. И, к тому же…

«Выглядит знакомо».

Мысль мелькнула. Потом еще раз мелькнула. А затем остановилась прямо посреди головы и вольготно расселась, заняв изрядную долю пространства и вытеснив пару других мыслей куда-то в конец списка. Где-то капитан это уже видел. Или читал в отчетах. Что-то в этом жалком подобии кресел выглядело явно знакомо.

Но вот только что?

Эрн развернулся и отправился домой.

– Постой! – крикнул вслед старший брат. – Подожди! Ты ведь обещал помочь!

Смесь яда и ярости, кипевшая внутри, пусть и поутихла, но все же вырвалась на свободу:

– Я пальцем не притронусь к этому хламу, – Эрн остановился. – Я очень долго терпел, Пан. Да, я пообещал тебе помочь. Пообещал потому, что, в очередной раз, как последний-распоследний идиот, поверил, что ты способен взяться за голову. Понадеялся, что ты сможешь измениться. Сейчас я вижу, что в тебе нет и капли желания. Катись ко всем чертям, Пан.

– Но кресла…

– Я собираюсь тщательно проверить все заявления о краже мебели и если хоть одно – ХОТЬ ОДНО совпадение найду – лучше бы этой гадости здесь не было, потому что иначе мало тебе, скотина, не покажется.

Тетушка Игона Эрна наблюдала за всем через мутное стекло двери. На глаза наворачивались слезы. Она видела, как тележка с двумя остроухими прикатила к дому, как они выгрузили кресла – или что-то на них похожее – на лужайку и откланялись восвояси. Видела, как Пан довольно потирал руки.

А еще в приоткрытое окно она слышала, как кричит племянник. И слышала, что именно он кричит. Силы начали ее покидать, пусть за окном еще даже не пахло вечерней прохладой. Женщина задвинула щеколду на двери, села на стоящий рядом сундук и дала слезам волю.

Обвинения, причитания, укоры – галопом носились от одного уголка разума к другому, устраивая кавардак и переворачивая все вверх дном. Никудышная мать, обреченная помнить каждую свою ошибку, каждое мгновение, когда она могла поступить иначе. Поступить так, чтобы Пан стал другим. Ее мягкий характер стал основной причиной того, что сын знал ее отходчивость и понимал, что ничего плохого с ним не случится даже за разбой. Все надежды на то, что Пан одумается и исправится без железной руки и кнута, пошли прахом. Винить, кроме