Шестая книга судьбы - Олег Курылев

Ut externus aheno non sit hominis vice.[24]

Февраль 1942 года перевалил за середину, и наступили первые по-настоящему теплые солнечные дни, когда можно идти, распахнув пальто и спрятав в портфель ненужный шарф. Воробьи, устроившие на деревьях по случаю приближения весны сумасшедший гвалт, заглушали своим шумом все прочие уличные звуки.

Выйдя из университета на Людвигштрассе, Эрна ре-шила идти домой пешком. Сегодня она сдала трудный экзамен, и с ее плеч спала обуза. Короткая стрелка часов лишь недавно миновала полуденную отметку, солнце светило прямо в лицо, нежно касаясь кожи теплыми лучами, заставляя жмуриться и чихать. В домах распахивались окна. На углу у библиотеки разложил на столике свои книги букинист. Над ними склонился старик в длинном черном пальто и старомодной шляпе.

— Дядя Эрих! Здравствуйте. Какой чудесный сегодня день! Как ваше здоровье? Вы совсем перестали к нам заходить.

Грустное лицо старика повернулось и просветлело.

— Ах, Эрна! Здравствуй, красавица. Идешь из университета? — Человек повернулся к букинисту и сказал: — Это Эрна Вангер, дочка профессора Вангера. Ну, как твои дела? — расплатившись за тоненькую книжку и взяв стоявшую у столика трость, продолжил человек с болезненным лицом и едва заметным акцентом в голосе. — Проводишь меня до Одеонсплац? Ты ведь идешь домой?

— Пойдемте, — сказала Эрна и, деловито взяв старика под руку, двинулась с ним в сторону центра. — Куда же вы пропали? Папа недавно опять вспоминал о вас. Он достал какие-то русские книги и все ждет вашего прихода.

— Была трудная зима, дочка. А теперь я непременно зайду. Теперь я в порядке, даже подыскал новую работу на почте совсем недалеко от дома. Ну, а как у вас дела? Как профессор? Фрау Вангер? Надеюсь, с Мартином все в порядке?

— Мартин то на этой ужасной войне, то в офицерском училище, — вздохнула Эрна. — Скоро он должен стать лейтенантом, а сейчас он фенрих. Его постоянно то посылают на фронт, то снова возвращают на два-три месяца в училище. Он все время пишет, что скоро сможет заехать домой, но я уже потеряла надежду. А через несколько месяцев его учеба закончится, и ему окончательно возвращаться на север. Мы уже поняли, что он многое скрывает от нас. Австрийские дивизии потеряли в Финляндии тысячи человек — папа узнал об этом от одного знакомого офицера из Вены, — а по его письмам выходит, что у них все прекрасно.

Они помолчали.

— Недавно Мартина наградили вторым Железным крестом. Первой степени. Вы знаете, я разбираюсь теперь в наградах не хуже любого мальчишки, — оживилась Эрна. — Даже в старых, времен Второй империи.

— Железный крест, — задумчиво произнес старик. — А что ты знаешь о Кульмкройце?

— О Кульмкройце?

— Да. О Кульмском кресте, который в свое время считался разновидностью недавно учрежденного Железного и предназначался специально для русских.

Эрна смущенно посмотрела на своего попутчика.

— В 1813 году русский гвардейский корпус преградил французам путь на Дрезден и стоял насмерть до подхода прусской армии под командованием фон Кноллендорфа, — в голосе старика зазвучали торжественные нотки. — Из одиннадцати с половиной тысяч человек русские потеряли только убитыми четыре с половиной тысячи, но спасли столицу Саксонии. В декабре того же года Фридрих Вильгельм учредил Кульмский крест специально для этих солдат, и все погибшие получили его посмертно. Вот так. Кто теперь знает об этом?

Он замолчал. Они прошли Триумфальную арку. Эрна, желая сменить грустную тему разговора, сказала:

— Настоящая весна, дядя Эрих.

— Да, дочка, природа не обращает внимания на войны, какими бы безумными они ни были. А у нас дома весна приходит позднее. Вот послушай-ка.

Он остановился и на незнакомом языке с распевом прочел:

Люблю грозу в начале мая,

Когда весенний первый гром,

Как бы резвяся и играя,

Рокочет в небе голубом…

— Здорово! — восхитилась Эрна, не поняв ни слова. — Жаль, что я не знаю русского.

Старик прочел эти же строки в стихотворном переводе, который, вероятно, сам же и сделал много лет назад.

— Знаешь, где были написаны эти стихи?

— Нет. Расскажите.

— Здесь, в этом городе. Много лет назад, еще в прошлом веке. Это Тютчев, наш поэт, проживший в Мюнхене с перерывами больше двадцати лет. Сейчас я направляюсь в Финанцгартен к фонтану Генриха Гейне. Помнишь это место?

— Конечно! Там в гроте мраморная Эрато ожидает Гейне.

— Так вот, они были друзьями — Федор Иванович Тютчев и Гейне, А какое нынче число, ты не забыла?

Эрна смутилась.

— Семнадцатое февраля. А что?

— День смерти Генриха Гейне. Они оба умерли в мучениях в разные годы, разбитые параличом. Но летом, в день смерти нашего поэта мне некуда будет пойти, ведь здесь нет ни единого упоминания о нем.