В бездне времен. Игра на опережение - Алексей Рюриков

После выхода газет телефоны в кабинете звонили не переставая. На обозначенный журналистами «измененный» путь следования наблюдатели фиксировали нашествие любопытных. Нужный звонок раздался ближе к обеду, когда надеяться уже почти перестали. Услышав, как взявший трубку Лепарк рявкнул повеселевшим голосом «Сетку!», Гумилев отложил просматриваемый в который раз план города и подобрался.

Француз повернулся и, зло ощерившись, сообщил:

– Бекаури зацепили.

– Сетка?

– Делают!

Парижская Сюрте разработала технику «сетки». Полицейских размещали в стратегических точках города, на мостах, крупных магистралях, в обязательных местах проезда, чтобы на большом расстоянии проследить путь подозреваемого. Если объект наблюдения, передаваемый «стационарами», в течение длительного времени не появлялся там, где должен появиться, то становилось ясно, что он сделал остановку в периметре, рассчитать который становилось просто. Затем все полицейские стягивались в вычисленное место и проводили незаметный осмотр квартала, чтобы засечь встречу или место проживания.

Бекаури довели до дома на улице Шартрё. Выслушав сообщение, Лепарк колебался не больше двух секунд, потом отдал приказ:

– Берите.

Провокация, кажется, удалась.

* * *

На этот раз обошлось без стрельбы, но в квартире террорист оказался один. Войдя в комнату, Гумилев и Лепарк услышали зазвонивший телефон, застыли, переглядываясь, и посмотрели на арестованного. Тот криво ухмыльнулся.

– Инженер, – предположил Бартелеб, комиссар парижской Сюрте, командированный в Марсель по делу о покушении. – Черт!

Телефон звонил, техник улыбнулся уже широко. Николай Степанович вопросительно взглянул на французского разведчика, тот быстро кивнул, тогда жандарм снял трубку:

– Да, – произнес по-русски.

Трубку на другом конце бросили, Бекаури зло оскалил зубы. И тут же получил по ним ботинком Бартелеба, комиссар не собирался расшаркиваться перед бандитом. Гумилев поморщился, Лепарк кивнул снова.

* * *

В небольшом кафе на окраине Марселя Мельников не торопясь расплатился с хозяином, улыбнулся подавальщице и вышел на улицу. Бекаури он звонил только сам, отвечать тот должен был на французском, в конспирации нет мелочей. Следовательно, старого товарища можно было списывать со счетов. Где он допустил ошибку, выяснится потом, дом, в котором находилась радиоаппаратура для взрыва и адреса остальных боевиков, техник не знал, точки, где заложены мины, тоже, полиции он, даже если заговорит, в чем глава террористов сомневался, ничего толкового не расскажет. Он закурил и махнул рукой, подзывая такси.

* * *

Подпольщика привезли в форт Святого Николая спустя час, Лепарк немедленно убежал на допрос. Русского коллегу с собой не взял, пояснив:

– Возможно, нам придется повести себя невежливо.

Через три часа позволившего себе заснуть прямо в кресле Гумилева разбудил звук открывающейся двери.

– Он молчит, – констатировал вошедший в кабинет Лепарк.

Гумилев вопросительно посмотрел на француза, поднял руку и, не говоря ни слова, вяло пошевелил в воздухе пальцами.

– Все равно молчит, – уточнил, поняв жест, вошедший следом комиссар Сюрте. – Фанатик.

– У нас водятся, – согласился Николай Степанович.

– И как вы с ними работаете?

– По-разному, – вздохнул полковник. – Среди красных действительно встречались убежденные революционеры, выбить из которых показания было невозможно. Такие выносили месяцы жесточайших допросов и уходили на виселицу, не проронив ни слова о товарищах по подполью. Иногда их удавалось обмануть или переубедить, но времени на подобные трюки явно не имелось.

– Времени уже не остается, – озвучил невысказанную мысль Лепарк, упав в соседнее кресло. – Шах прибывает завтра. Барту и Инверфорс уже здесь.

– А вот если, – вступил в разговор Бартелеб, – воспользоваться плодами прогресса?

– Чем? – не понял разведчик.

– Вы слышали о допросе под наркозом?

– Нет. Что это?

– Что-то вроде наркотиков, инъекция скополамина. Метод, позволяющий, вопреки желанию человека, извлечь из него информацию. Врачи, применяя обезболивающее при родах, заметили, что женщины под наркозом рассказывают о себе и своих близких такое, чего никогда бы не сказали в обычном состоянии. Год назад один американский доктор опубликовал в английском «Журнале полицейской науки» статью под названием «Использование скополамина в криминологии». Вариант беспроигрышен, объект просто не вспомнит, что говорил.

– Что такое скополамин? – быстро спросил Гумилев.

– Скополамин. Наркотик без цвета, вкуса и запаха. Вызывает либо глубокий сон, либо бодрствование с отключением сознания, тут важна доза. Если с дозой угадали – в искусственно бессознательном состоянии человек отвечает на вопросы как малый ребенок, не пытаясь обмануть или схитрить.

– Я что-то такое слышал, – неуверенно произнес Андре. – Вроде суд не учитывает показания, полученные таким образом?

– Да, считается, что показания получены «в измененном состоянии сознания», а коль так, могут быть следствием психологического давления. Но нам ведь не надо в суд и мы не собираемся выдавливать из парня признание! Нам надо получить конкретные сведения, пусть хоть зацепку.