Осознание. Пятый пояс - Михаил Павлович Игнатов

Сжимая медальон, я выпрямился, осматриваясь новым взглядом. Если снаружи за эти годы кости почти целиком оказались растащены животными, то здесь на месте каждая косточка, даже с прибытком — тут и там валяются раскрошенные звериные кости — Зал Стражей не давал никому нарушить покой этого места, уравняв в смерти и защитников, и напавших.

Артефакт Седого снова полетел вперёд. Точно туда, где когда-то вбило в каменное крошево огромную птицу.

Кубик остановился возле крючковатого клюва черепа.

Ничего.

Облизав губы, я снова не использовал, как положено, очередной артефакт, повышая уровень проверки, а просто шагнул вперёд.

Безумно, бездумно, безрассудно.

Ничего.

Ни малейшего дуновения опасности.

Я наступил на хрупнувшие под ногой кости птицы, но ничего не произошло. Ловушка, которая убила её, не попыталась уничтожить меня.

Покосился через плечо в пустоту за спиной, где недавно возродился из пепла герб Стражей и хмыкнул. Шагнул вперёд уже почти смело, хоть и прислушиваясь к боевой медитации.

Шагал я прямо через площадь, ко вторым воротам, которые вели во внутреннюю часть Зала Стражей, под его крышу, туда, куда враг так и не смог попасть.

Кости лежали всё гуще, всё плотней, тела здесь когда-то были буквально навалены друг на друга. И не только тела — кое-где валялись обломки Флагов, которые щедро использовали сектанты.

В месте, которое меня интересовало, лежало три тела, три сектанта с ясно различимыми в пыли медальонами, которые пронзили мечами пустоту.

Именно так выглядели для меня их позы, в которых их застала смерть четыре сотни лет назад.

В шаге от них я присел, вглядываясь в кости внимательно.

Я не самый лучший следопыт, эту науку, которой меня начал учить Гунир, я так и не освоил до конца, но моих навыков вполне хватает для того, чтобы даже спустя четыре сотни лет восстановить произошедшее. Особенно если кости с тех времён никто не тронул. Годы лишь припорошили их пылью времени и прахом истлевшей одежды и брони.

Сектанты сражались, сомкнув кольцо клинков вокруг врага, нападали на него со всех сторон, стараясь делать выпады одновременно. И не только они — вон обломки Флага, вон там тоже когда-то лежал Флаг, оставив после себя лишь тёмную полосу на каменных плитах.

Они победили — нанесли смертельные удары, пронзив защитника Зала Стражей и…

И погибли. В тот же миг, мгновенно. Это ясно.

Неясно только где тело самого поверженного защитника и его оружие.

Но есть у меня одна догадка.

Что остаётся после смерти духа? Ничего, как и после смерти Призрака.

Здесь, у прохода в Зал Стражей бился дух. Проиграл, но в миг своей смерти забрал с собой всех своих убийц.

Достойно.

Я ухватил одну из костей, лучевую кость руки, сжал в пальцах. То, что должно было стать хрупким за четыре сотни лет, без малейшего труда выдержало мою хватку, хватку Предводителя Воинов под Единением второй звезды. Сразу вспомнились кости птицы Раух, которые я когда-то сбыл в своей деревне. Эти сектанты явно не являлись идущими первых этапов, а уж если им противостоял дух Зала Стражей и проиграл, то… Повелители Стихии? Трое против одного?

Неудивительно, что Древние использовали формации искажения силы Неба, накрыв свои земли зонами запретов. При таком перевесе в численности и силе оставался ли у них другой выход?

Древнее поле битвы, где павшие Стражи и их убийцы уже четыре сотни лет лежат под открытым небом, ожидая…

Я ещё раз оглядел кость, зажатую в кулаке, пустоту на месте исчезнувшего четыре сотни лет назад духа и неожиданно понял, что мне нужно сделать.

Пусть Изард и не совсем в себе, но я не так много знаю духов. Одного, чьё служение — это лечение, невзирая ни на что и второго, чья ненависть и боль не утихают спустя даже четыре сотни лет. Не стоит равнять всех по одной неудаче, тем более, не стоит судить того, кто вынес столь же тяжёлый бой, как случился здесь, и сорвал злость на случайном госте. Мои обиды — это только мои обиды.

Стаскивая кости в кучи, я обнаружил, что защитников Зала Стражей было самое меньшее шестеро. Причём пятеро из них были людьми, а не духами и их тела сохранились. Отличить их от их врагов было несложно — все сектанты носили на груди круглый медальон с червём, Стражи же носили прямоугольные жетоны меньшего размера. Они чуть отличались от моего, но я достаточно их перебрал в лавке торговца сувенирами Древних, чтобы знать, что, по сути, они не так уж и отличаются.

Тела защитников, вернее, их кости, оружие и наполовину истлевшие доспехи я сложил отдельно, вокруг места гибели духа, позже навалил сверху камни и куски плит.

Кости сектантов насыпал в кучи, которые видел в городе Тысячи Этажей. Точно так же как и там, воткнул в эти костяные пирамиды мечи, на их сгнившие рукояти повесил связки жетонов.

Оглядел получившееся.

Жутковатая картина.

Странная штука жизнь.

Однажды я стаскивал тела мертвецов в подземелье Древних, теперь устроил вот это из костей. Тогда я пожалел о сделанном, не случится ли так и в этот раз?

— Малец! Орзуф! Ты сошёл с ума? Мы же договорились, ты помогаешь Ордену вернуть былое величие. Вернись, не суйся в Зал. Не нужно тебе это, поверь. Орзуф, ты же слышишь меня, ответь, поговори со мной!

Я повернул голову на крик.

Похоже, Седой стоит на границе леса и Зала Стражей. На краю того, что я посчитал разрушенным Массивом Пути. Стоит и не пытается шагнуть вперёд. Боится ловушек? Занят проверкой перед тем, как шагнуть?

Неважно, не думаю, что он пройдёт сквозь первые врата и сияющий до сих пор герб Стражей.

Нужно ли мне это? Я и сам не знаю, но раз уж я сумел понять, что хотел от меня дух Изард, то должен же я довести это дело до конца?

Я снова согнул спину в приветствии и снова заговорил вслух:

— Покойтесь с миром, Стражи.

Разогнувшись, шагнул ко вторым, внутренним воротам, уперевшись в левую створку руками, толкнул.

Ворота со скрипом шевельнулись, открывая небольшую щель. Достаточную.

Что я могу сказать?

Защитники Зала Стражей сражались не только на воротной площади, сектанты пробивались в Зал не только в лоб.

В нескольких местах они явно проломили стены или напали сверху: коридоры и залы были полны следов сражения.

Здесь не уцелел дух, который за четыре сотни лет восстановил бы всё разрушенное,