Рожденные в черноте. Африка, африканцы и становление современного мира, 1471 год — Вторая мировая война - Howard W. French

В 1790 году производство хлопка в Америке колебалось в районе 1,5 миллиона фунтов. К 1800 году оно выросло до 36,5 миллиона фунтов . В 1820 году годовой объем производства составлял 167,5 миллиона фунтов. А накануне Гражданской войны в США объем производства хлопка, расширившийся географически, но по-прежнему сосредоточенный в долине реки Миссисипи, приблизился к 2 миллиардам фунтов в год. По словам историка Свена Бекерта, хлопок стал для Соединенных Штатов XIX века тем, чем нефть стала для Саудовской Аравии в XX, превратив их в самое богатое и успешное рабовладельческое общество в истории. По мере роста американского производства он прочно утвердился в качестве самого ценного товара в мире. В пересчете на душу населения это сделало жителей Юга богаче, чем жителей любой европейской страны, кроме Англии.

На протяжении большей части этого периода хлопок был, по сути, единственным товаром, который остальной мир жаждал получать из Соединенных Штатов в больших и регулярных количествах. По одной из оценок, на Юг приходилось две трети американского экспорта , но только одна десятая часть импорта, что свидетельствует о крайнем неравенстве и лишениях, которые были самой сутью рабства. Как писала в 1840-х годах редакционная статья газеты из Натчеза, штат Миссисипи, "крупные плантаторы региона продают свой хлопок в Ливерпуле , покупают свои вина в Лондоне или Гавре, одежду для негров - в Бостоне, инвентарь и принадлежности для плантаций - в Цинциннати, а бакалею и модные товары - в Новом Орлеане".

Особенность плантационного рабства, с которой читатели впервые столкнулись на Сан-Томе в начале 1500-х годов и которая оставалась примерно неизменной в разных регионах и при выращивании разных культур, заключалась в том, что большинству несвободных негров устанавливался уровень потребления чуть выше прожиточного минимума. Таким образом, экономика метаболизма рабов рассматривалась с той же целью, что и их производительность в поле. Это было справедливо как для рабов, трудившихся на горе Вернон Джорджа Вашингтона, которых на момент его смерти насчитывалось 124 человека , так и для рабов в Миссисипи и Алабаме. Рабы получали мясо лишь изредка, а все остальные компоненты их рациона, от дробленого риса до соленой рыбы, были строго нормированы.

Подобные ограничения, конечно, были вопросом окупаемости инвестиций , но они также имели четкую психологическую цель. Они были частью преднамеренной стратегии социального доминирования и дегуманизации, которая постоянно искала способы усилить дифференциацию между расами, унижая одну и возвышая другую. Таким образом, рабство следует рассматривать как основополагающий элемент американской "иерархии предписаний," системы, которая долгое время работала над тем, чтобы назначить различные места в жизни людям разного происхождения или описания. Обратной стороной этого, конечно, является то, что рабство сыграло центральную роль в развитии и укреплении белизны как расовой идентичности, одного из самых влиятельных побочных продуктов современности. Как писала писательница Тони Моррисон: " Ничто не подчеркивало свободу [для белых] - если, по сути, не создавало ее, как рабство".

Я видел реликты этой системы во время экскурсий по Гринвуд Грейтхаус - заброшенной плантации, сохранившейся на северном побережье Ямайки. Там даже самые привилегированные рабы, которые, как говорили, принадлежали к "дому", были вынуждены проходить по дорожке между кухней и столом, которая была призвана держать их под постоянным наблюдением, пока они подавали еду своим хозяевам. В противном случае, как сообщил мне знающий чернокожий гид, они могли украсть кусочек для собственного потребления и таким образом насладиться деликатесами, предназначенными исключительно для расового класса.

 

ЭТО ОБРАЗ АЛИМЕНТАЦИИ как основной и важной черты экономики рабства открывает нам окно для более широкого рассмотрения рабства в Соединенных Штатах не только как средства получения огромного количества товаров, но и как серьезно недооцененного элемента изобретательного и инновационного, хотя и морально развращенного, раннего капитализма Америки. Помимо того, что порабощенные служили агентами производства, они, что не менее важно, стали важнейшими единицами капитала и хранилищами стоимости. В этом качестве они активно использовались в качестве залога для получения кредитов, будь то на покупку новых земель и оборудования или на приобретение новых рабов. Эта финансовая особенность рабства проявилась, по крайней мере, на Барбадосе, когда крупные английские банки помогали финансировать сахарозаводчиков, которые обычно использовали стоимость рабов для обеспечения своих кредитов. Но в долине Миссисипи эта практика расширилась и усилилась. Действия не ограничивались крупными международными финансистами, такими как Barings и Ротшильды, или даже крупными американскими банками, которые охотно участвовали в этом бизнесе и получали от него огромные прибыли. Мелкие местные банки тоже разрастались, чтобы воспользоваться возможностями для получения прибыли, которые открывались в сфере финансирования работорговли. Действительно, в последние годы некоторые исследования подсчитали, что стоимость рабов в Америке времен антебеллума превышала стоимость всех других промышленных и транспортных активов (железных дорог, автодорог, портов и т. д.), вместе взятых, и была эквивалентна стоимости в один-два раза больше всего национального дохода.

Как показала историк Бонни Мартин, практика выдачи ипотечных кредитов под залог стоимости, накопленной рабами, прослеживается уже с 1730-х годов, когда она была распространена как во французской Луизиане, так и в английской Виргинии. Но, как она отмечает, " именно простые южане , а не международные банкиры, извлекли из этой фискальной стратегии максимальную выгоду". Этого они добились благодаря финансовым соглашениям между соседями под залог рабов. Заложив таким образом собственность в человеческие жизни, рабовладельцы могли продолжать получать прибыль от труда своих подопечных, а также от любого повышения их стоимости, если они были детьми. В силу одной из самых жестоких условностей рабства в Новом Свете они также получали прибыль от рождения нового потомства, которое, в свою очередь, автоматически становилось собственностью рабовладельцев. К тому времени, когда в долине реки Миссисипи началось широкое производство хлопка, по оценкам Мартина, стоимость капитала, собранного таким образом, могла составлять в определенный год от 20 процентов до 175 процентов или более от стоимости основных продуктов питания, которые производили плантаторы.

При разработке некоторых из этих аргументов я в значительной степени опирался на работы историков последнего поколения - некоторых из них я цитировал или приводил здесь, а также многих других, которые здесь не упоминаются. В совокупности их исследования позволили внести новую ясность и глубину в понимание того, как подъем Соединенных Штатов был обусловлен непосредственно рабством и особенно богатством хлопководческого Юга. Эта продолжающаяся революция в историографии помогла преодолеть ряд давно устоявшихся представлений, некоторые из которых граничили с отрицанием фундаментального экономического значения рабства для Америки. Среди прочего, эти аргументы утверждали, что рабство было в основном делом Юга, а Север развивался по отдельному, экономически независимому и якобы этически