Любовь и Западный мир - Дени де Ружмон

без внимания, когда она не подпала под порочность нашего научно-технического общества. До такой степени, что вся молодежь вынуждена искать свое спасение в поведении бегства или инфантильного и племенного регресса – наркотических средств, сообществ хиппи, сексуальных коммун.

В свете этого последнего наблюдения окажется возможным лучше понять упорство моего расследования об истоках любви: оно может дать ключ к более чем одной эротической или сентиментальной традиции, ставшей рефлексией или ностальгией у современного человека, а потому еще более завораживающей и обязывающей, ведь он больше не знает некогда освобождающего смысла и не умеет читать ее символы.

Я попытался восстановить генезись любовной страсти. Я доказал, что она зависит от брака, как мистика зависит от догмата и церковного установления, оставаясь четко ориентированной замыслом их отрицания или преодоления[252]. Я рассказал о заблуждении омещанившегося романтизма, до сих пор господствующего над нашими обычаями: желающего основать брак на страстной любви, то есть на том, что его отрицает изначально. Едва ли менее фатальным заблуждением оказалось бы желание исключить страсть из брака. О чем я говорил достаточно четко, начиная с первой версии книги. С тех пор я не изменился, но дальше продвинулся на пути, который сам и начертал.

В книге Как ты сам[253] (речь идет о другом произведении Дени де Ружмона «Эссе о мифах о любви» – прим. пер.) я предположил, что препятствие, которым питается всякая страсть, может возродиться и в браке:

«Если верно, что страсть стремится к недостижимому, и если верно, что Другое в качестве такового остается в глазах любви требующим самой сокровенной тайны, то разве не могли бы Эрос и Агапе заключить парадоксальный союз в самом принятом браке? Не является ли всякое Другое недостижимым, а всякая любимая женщина Изольдой, даже если ни один моральный запрет и никакое табу не спешат символизировать для целей сказки и удобства романиста саму суть побуждающего препятствия, которая всегда будет зависеть лишь от самого существа: самостоятельности любимого человека, его завораживающей странности?»

Этот поиск Ангела, являющегося тайной другого, побуждающей сразу Эрос и Агапе, не станет ли третьей формой любви, аналогичной мистическим практикам духовного брака, равно называемых эпиталамическими?

Верность, которую я отстаивал, и которую многие смешивают с предписаниями полиции нравов, я не знаю, в какой мере репрессивна, или в лучшем случае добродетель, налагаемая ей, это просто условие sine qua non всякого произведения искусства или жизни, подготовка которых требует времени и сосредоточения всех способностей. (Все то, что раскрывает догмат, или что могло бы основываться на очевидности в психологической реальности).

Я не изменялся и дальше, не без усердия признав в Как ты сам, ностальгию гнозиса и его страсть, которые, казалось бы, мной осуждались.

На самом деле я никогда «не осуждал страсть», объясняя это в заключительной главе моей первой версии, где можно прочитать: «Я сказал и еще раз подчеркиваю: осуждать страсть в принципе явилось бы желанием устранить один из полюсов нашего творческого напряжения. В действительности это невозможно».

По правде сказать, я не хочу ничего осуждать и не предлагаю никакого членовредительства: слишком много неврозов уже нас отягощает. Я пытался сделать зримыми и чувствительными жизненные контрасты, конфликты и антиномии, которые лежат в основе нашей реальности, лучше определив их пределы.

Теперь речь идет о том, чтобы взять на себя их сопряжение, уравновесив их в творении, а не безумно желая исключить одно из их удела: на что у нас нет власти, да и сам Дьявол не может устранить ни добро, ни зло, ни даже свою личность из игры.

Полагать, будто из моей книги следует, что страсть должна или может быть уничтожена во имя царства торжествующей Агапе, означало бы глубокое недопонимание последовательности моей мысли – так я осмелился бы сказать в завершении своего Постоскриптума.

Вся моя мораль, вся моя эротика, и вся моя политика действительно зиждутся на начале соединения противоположностей и в сопряжении противоположных полюсов.

Человек как источник и конец всякой нравственной ценности – это свободный человек, связанный с сообществом особым призванием, одновременно выделяющим его из массы и объединяющим с сообществом, в котором он единолично отвечает за свой неповторимый способ бытия со всеми.

Супружеская пара является изначальной общественной ячейкой, созидающие силы которой – два существа с особыми законами, различающиеся, но предпочитающие заключить «союз без слияния, разделения и подчинения», как сказано о союзе двух природ в Иисусе Христе[254]; однако конфликт Эроса и Агапе воодушевляет их повседневность и мечты.

Наконец, политика, предстающая искусством обустройства человеческих отношений в земном Граде (polis), сводится к федерализму, являющемуся искусством объединения сообществ только там, где их союз может спасти их самостоятельность.

Всякая попытка устранения одного из двух полюсов данного сопряжения, смешения его со своей противоположностью, сведения его к закону другого (будь оно сильнее или лучше) путем аннексии или колонизации, или установления какого-либо подчинения одного другому, – все это основывает и пробуждает тоталитарное Государство, разрушая в моих глазах интерес к жизни, если говорить об этом очень обобщенно; в отношении нас занимающей темы: последнее разрушает существование незаменимой Любви.

Библиография

1. Миф о Тристане

BÉDIRE (J.). Édition du Tristan de Tomas, 2 vol., 1902-1905. (2-й том содержит таблицу соответствий различных первоначальных текстов легенды)

– Les deux poèmes de la Folie Tristan, 1907.

– LE ROMAN DE TRISTAN ET ISEULT (transcription moderne, 185e mille).

BOSSERT (A.). La légende chevaleresque de Tristan et Iseult, 1902 (о Тристане Готфрида Страсбургского).

DOTTIN (G.). L’Épopée irlandaise, 1926.

HUBERT (H.). Les Celtes, 2 vol., 1932.

LOTH (J.). Les Mabinogion (in H. d’Arbois de Jubainville, Cours de littérature celtique, 12 vol.), 1884.

MICHEL (F.). Poèmes français et anglo-normands sur Tristan, 2 vol., Londres, 1835-1839.

MURET (E.). Édition du Tristan et Iseut de Béroul, 1903.

PARIS (G.). «Les Origines celtiques de Tristan» (in Revue de Paris, 15 avril 1884).

THOMAS. Tristan et Iseult, trad. partielle en français moderne par R. Herbomez et J. Beaurieux, 1935.

VINAVER (E.). Édition du Roman en prose, 1911.

– Le Roman de Tristan dans l’œuvre de Tomas Malory, 1925.

WAGNER (R.). Tristan und Isolde, 1860.

WEBER (G.). Gottfried von Strassburg «Tristan» und die Krise des hochmittelalterlischen Weltbildes um 1200, 2 vol. Stuttgart, 1953.

2. Религиозные истоки мифа

О манихействе катаров:

ALFARIC (P.). L’Évolution intellectuelle de saint Augustin (du manichéisme au néo-platonisme), 1918.

ALPHANDERY (P.). Les Idées morales chez les hétérodoxes latins au début du XIIIe siècle, 1903.

ANGEBERT (J. et M.). Hitler