Война и право после 1945 г. - Джеффри Бест

Но именно применение напалма во Вьетнаме в середине и конце 1960-х гг. сделало его одной из центральных тем в гуманитарной сфере. Не важно, были ли последствия применения напалма во Вьетнаме объективно более тяжелыми, чем то, что имело место прежде или одновременно в других местах, важен тот факт, что все, что делалось во Вьетнаме, в невиданных доселе масштабах освещалось публично в репортажах, на фотоснимках и в кинохронике. И было не важно, что некоторые сообщения были тенденциозными или лживыми. Даже самые скрупулезно точные репортажи делали очевидным для всего мира, что напалм применяется массированно и неизбирательно, что приводит к ужасающим и непоправимым последствиям для людей и местностей, которые подверглись ударам, причем во многих случаях и люди, и местности относятся, если использовать гуманитарную терминологию, к категории гражданских.

Поэтому вполне понятно, что запрет на применение напалма стал одним из основных пунктов на повестке дня реформаторов, и соответствующие требования постоянно выдвигались, как только МГП становилось предметом обсуждения в ООН или на конференциях Красного Креста и Красного Полумесяца. Однако после завершения конференций 1970-х годах, на которых принималось международное гуманитарное законодательство, напалм все еще оставался на вооружении, и причиной тому было то, что военные круги крупнейших военных держав, независимо от их идеологической окраски, утверждали, что не могут обходиться без напалма. Они настаивали на том, что это важное в военном отношении оружие вполне законно при правильном (т. е. избирательном) использовании. И если он будет использоваться именно таким образом, то даже если военные не согласятся на его тотальный запрет, подобный запрету разрывных пуль «дум-дум» и ХБО, вопрос о maux superflus[409] вообще не возникнет: напалм обязан своей зловещей репутацией сочетанию неизбирательного и чрезмерного, неправомерного применения, которого можно избежать в будущем, и обычных ошибок и небрежностей, которые, вероятно, нельзя полностью устранить. Странам, выступавшим за запрет, среди которых особенно активны были Мексика, Сирия и Швеция, в конечном итоге удалось добиться немногого. Последний из трех протоколов, которые прилагались к Конвенции ООН о запрещении конкретных видов обычного оружия 1980 г., был посвящен зажигательному оружию, но конкретно напалм в нем не упоминался[410]. Запреты, содержащиеся в протоколе, если их рассматривать в совокупности со всеми оговорками и исключениями, в целом почти ничего не добавляют к мерам по защите гражданского населения, уже содержащимся в ДПI. Как полагают некоторые эксперты, единственным шагом вперед по сравнению с последним, является запрет ст. 2 (2) «при любых обстоятельствах [курсив мой. – Дж. Б.] подвергать любой военный объект, расположенный в районе сосредоточения гражданского населения, нападению с применением доставляемого по воздуху зажигательного оружия»[411]. Гражданское лицо, оказавшееся в неудачном месте, возможно, будет несколько более защищенным от данного конкретного риска оказаться сопутствующей жертвой применения зажигательного оружия. А вот природная среда, когда она выступает в роли Бирнамского леса[412], вероятно, не очень выиграет от положений ст. 2 (4), запрещающей превращение «лесов или других видов растительного покрова в объект нападения с применением зажигательного оружия, за исключением случаев, когда такие природные элементы используются для того, чтобы укрыть, скрыть или замаскировать комбатантов или другие военные объекты, или когда они сами являются военными объектами».

К Конвенции 1980 г. приложены еще два протокола, первый из которых носит не более чем символический характер, а второй имеет весьма важное значение. Протокол I является, наверное, самым коротким протоколом в истории и состоит всего из одного предложения, запрещающего применение любого оружия, «основное действие которого заключается в нанесении повреждений осколками, которые не обнаруживаются в человеческом теле с помощью рентгеновских лучей». Сама идея, разумеется, безупречна. Такое оружие, которое по сути было бы инструментом пытки, противоречило бы всем гуманитарным принципам, и потому уже сама эта идея подвигла законодателей на такой необычный шаг, как защита комбатантов и гражданского населения от последствий столь гнусного изобретения. То, что в чистом виде это оружие представляло собой скорее идею, чем изобретение, не является чем-то необычным. Как замечает Калсховен, современная история МГП знает и другие примеры запрещения способов и методов ведения войны, которые «потенциально возможны, но на самом деле не существуют»[413]. Но оружие такого рода определенно существует, хотя, так сказать, не в чистом виде – речь идет о том виде пластиковых мин, о котором речь пойдет в следующем разделе. Осколки предмета, который металлодетектор не может обнаружить в целом виде, не могут быть обнаружены рентгеновскими лучами. Но правовой пурист не без основания укажет на то, что причинение повреждений такого рода не является «первичным действием» этих мин. Если бы у него не было возможностей для подобной аргументации, можно предположить, что протокол никогда не был бы принят так, как он был принят – более или менее гладко и без проволочек.

Протокол II отличается от первого во всех мыслимых отношениях. Это протокол о запрещении или ограничении применения мин, мин-ловушек и других устройств. Оставляя в стороне (но ни в коей мере не недооценивая) обычные пули и бомбы, можно сказать, что мины в 1970-х и 1980-х годах стали тем, чем был напалм в 1950-х и 1960-х годах, – оружием, небрежное и неизбирательное применение которого наносит самые жестокие и обширные физические повреждения и увечья гражданскому населению. Но почему потребовалось так много времени, чтобы они получили столь же зловещую известность, как и напалм? Возможно, отчасти потому, что они в меньшей степени распаляли идеологические страсти, так как ими злоупотребляли вооруженные силы и формирования как левой, так и правой ориентации. Отчасти же причиной было и то, что образы женщин на костылях и маленьких детей без рук, ног или глаз – типичных жертв неограниченной минной войны, – хотя и являют собой прискорбное зрелище, несомненно, не так шокируют и ужасают, как картины вспышек напалма и вызванных ими ожогов. Но по масштабам и постоянству применения мины представляют собой гигантскую проблему и позорное явление. Например, количество заложенных мин доходит до 4 миллионов, зарегистрировано около 35 000 случаев ампутации у людей, пострадавших в результате их применения. В Камбодже в 1991 г. насчитывалось 250–300 пострадавших от мин ежемесячно[414]; «по оценкам [проведенным Minority Rights Group]… более полутора миллионов мин было заложено в Северном Сомали», согласно докладу организации Africa Watch «более 20 000 человек было покалечено» в Анголе[415]; в Сальвадоре в 1986 г. «число пострадавших от мин среди военных составляло от 64 до 125