Виктор Васнецов - Екатерина Александровна Скоробогачева

его щек и в его по-детски сложенных губах было что-то женственное. И говор у Аполлинария был хоть и с характерным вятским оттенком, однако мягкий, певучий. Весь же он был как “красная девица”: поминутно краснеющий, робкий и в то же время доверчивый и удивительно наивный. В целом он производил необычайно милое впечатление»[87].

Ныне Аполлинарий Михайлович Васнецов известен как выдающийся живописец и авторитетный историк, археолог и неподражаемый график, создатель собственной техники рисунка и основоположник нового жанра в станковой живописи – исторического пейзажа-реконструкции, а также теоретик искусства. Его картины хранятся в музеях и художественных, и исторических – принадлежат одновременно к достояниям и искусства, и науки, учитывая ту историческую, археологическую, топографическую точность, с которой он создавал свои живописные и графические реконструкции.

Однако предвидеть такое развитие его таланта и становление художественной карьеры было практически невозможно, когда в 1875 году Аполлинарий отказался поступать в Академию художеств, чем вызвал закономерное неодобрение старшего брата Виктора. Такой неожиданный шаг молодого художника был связан прежде всего с влиянием народнического движения, с широким распространением тогда «хождения в народ». Аполлинарий со всей юношеской пылкостью увлекся идеями Николая Чернышевского, Александра Герцена, Николая Огарева, думая, что в народническом служении и заключается его призвание как представителя довольно привилегированного сословия, которое обязано сделать все возможное для помощи простолюдинам и крестьянам. Под воздействием друзей молодого Аполлинария все более захватывали идеи «просвещения народа».

Руководствуясь этой утопической идеей, он сдал экзамен на звание народного учителя, уехал работать в село Быстрица Орловского уезда Вятской губернии и целый год преподавал в школе, не прислушиваясь, вопреки обыкновению, к мнению брата Виктора, который не разделял его взглядов. Но уже вскоре он разочаровался в народнических идеях, поняв, что такая деятельность непонятна и не нужна крестьянам. Как начинающий учитель Аполлинарий Михайлович тяжело переживал крах своих начинаний, что привело к серьезному нервному срыву. В 1878 году Аполлинарий покинул деревню, уехал к брату в Москву, твердо решив наконец посвятить себя искусству, но со своими прежними воззрениями он до конца так и не расстался.

По этой причине он вновь отказался от поступления в Императорскую Академию художеств и в результате не получил никакого художественного образования, за исключением частных уроков у Андриолли и Виктора Васнецова, что не мешало его успешному творчеству. Несколько позже Виктор Михайлович ввел его на равных в круг и художников-передвижников, и в Абрамцевское художественное объединение, где общение с коллегами также позволило Аполлинарию Васнецову продолжить самообразование, в дальнейшем успешно участвовать в выставках Товарищества передвижных художественных выставок (ТПХВ) и Союза русских художников (СРХ), у истоков которого он стоял. Уникальным фактом является и то, что Аполлинарий Васнецов – художник, по сути, не имеющий профессионального образования, в 1900 году был удостоен звания академика Санкт-Петербургской Академии художеств за свои заслуги в сфере культуры, в первую очередь в живописи.

Итак, 1870-е годы стали значимым творческим этапом для обоих братьев-художников. Уже в этот период Виктор Васнецов успешно участвовал во многих выставках, в том числе его произведения экспонировались в Обществе поощрения художеств, о чем он сообщал в одном из писем своему другу – художнику Василию Максимову[88]:

«Вятка, 16 декабря 1871 г.

Ну, Василий Максимович, самое сердечное тебе спасибо за твое письмо! Оно подействовало на меня самым освежающим образом. Несмотря на мою ленивую молчаливость, несмотря на мою кислую брюзгливость ты меня не забываешь! добрый ты! Но мерзости жизни берут свое – желал бы тебе сейчас же отвечать на твое задушевное письмо, а и не могу – мысли заняты мелочами и потом – тороплюсь – с этой почтой должен отправить три письма – это не безделица! Поэтому прежде всего седлаю тебе шею просьбами (поделом – не будь добр!) – узнай, сделай милость, что требуется для уездного учителя рисования – да поподробнее – не для меня.

Потом – я, кажется, на твое имя буду высылать рисунки пером, там и на выставку – и в кассу[89], и к Беггрову[90] и Григоровичу[91]»[92].

Следующие два года, помимо учебы в Академии художеств и участия в выставках, были насыщенны иллюстративной работой. Постепенно Васнецов становился известен как профессиональный художник-иллюстратор. Уехал в Киев для выполнения заказа – иллюстрирования повести Н. В. Гоголя «Тарас Бульба», а также подготовил рисунки «Русской азбуки для детей» В. И. Водовозова, которая в 1873 году была издана в Санкт-Петербурге, получив широкое признание, что подтверждают два ее переиздания, в 1875 и 1879 годах.

В целом период 1870-х годов стал одним из первых, но уже очень ярких «взлетов» таланта Васнецова, когда он работает много и вдохновенно, в том числе обращаясь к народной жизни, фольклору, истории, словно постепенно и неторопливо, но все ближе и ближе подступая к настолько дорогим для него образам русских сказок, легенд, к житиям святых.

Именно в это десятилетие он активно сотрудничал с Товариществом передвижных художественных выставок, регулярно посылал картины для экспозиций, участвовал в собраниях, о чем сообщал Ивану Крамскому, с которым в 1877–1879 годах особенно много переписывался, и тон этих писем остается неизменно дружеским и доверительным:

«[Москва], 12 марта 1879 г.

Иван Николаевич, добрейший,

теперь тоже немного запоздал ответом, но уже по другим причинам – все было некогда – работаю. Чувствую, что изобидел Вас пресильно письмом, не понял, т[ак] сказать, интимной стороны Вашего поступка. Вы были правы и за Вашу решительность – Вам мое спасибо. А за мою ретивую горячность простите. Хотя все-таки скажу: только балластом членом я быть не желаю, и как только достаточно осязательно почувствую это, и Товарищество начнет рассуждать о принятии или непринятии моих картин на выставку, то быть членом сочту для себя предосудительным.

Сейчас получил приглашение от правления на общее собрание. Быть, конечно, я не могу и голос свой передаю Куинджи, а если сей обременен уже другими разными голосами, то пускай мой голос возьмет Мясоедов, а если его нет, то Иван Иванович Шишкин. По отношению к выбору членов я желал бы (если это допустимо по нашим правилам), чтобы мой голос подал непременно Куинджи, так как по этим предметам я ему напишу инструкцию и он в таком случае будет не по-своему усмотрению подавать мой голос, а выразит, т[ак] сказать, мое непосредственное мнение за моим личным отсутствием. По остальным вопросам пускай так и будет, как всегда, т. е. член, имеющий мой голос, располагает им по своему усмотрению. К выбору новых членов, по-моему, нам нужно относиться наивозможно серьезнее, личный состав для нашего Товарищества имеет самое преобладающе важное значение – особенно в будущем, конечно, если Товарищество не потеряет своего исключительного значения. Я даже, мне помнится, Вам говорил перед своим