Виктор Васнецов - Екатерина Александровна Скоробогачева

выбором, что я для себя признаю только единогласное избрание. Конечно, при теперешнем составе такая мера невозможна. Но положим такая суровость в выборе и непрактична и несвоевременна, а все же и простое большинство недостаточно решает необходимость выбора в действительные члены баллотируемого художника. [Две] трети все-таки решительнее[93]. Впрочем, вопрос этот когда-нибудь должен быть поднят»[94].

Заслуженно высокую оценку творчеству Виктора Васнецова, еще во многом связанному и с традициями академизма, и ТПХВ в 1870-х годах, давал Владимир Стасов, в статье 1898 года отмечая следующее:

«Окидывая одним общим взглядом все работы Васнецова 70-х годов, приходишь к заключению, что и картины и рисунки его – это отрывки той народной жизни, которую он всего лучше знал, которая многие годы билась и неслась перед его глазами в Вятке и в Петербурге и для изображения которой ему не надо было ничего изобретать, ничего выдумывать. Васнецов вместе со всеми тогдашними талантливейшими своими товарищами выполнял в России, ничего не зная о Курбе и его революционном художественном творчестве, то, что этот истинный сын народа и своего времени ставил в то время целью и задачей настоящего, современного искусства. “Быть в состоянии передавать в своих творениях нравы, идеи, внешний облик моей эпохи на основании моей собственной оценки; быть не только живописцем, но еще и человеком, одним словом, создавать живое искусство – такова моя цель… Выставляя на сцену наш характер, наши нравы, наши дела и действия, художник спасется от презренно ничтожной теории ‘искусства для искусства’, на основании которой современные творения не имеют ровно никакого смысла; он убережется от фанатизма ‘предания’, осуждающего его вечно повторять все только старые идеи и старые формы, и забывать свою собственную личность…” Но как бы исполняя, неведомо для самих себя, этот завет великого французского художника-реформатора, Васнецов с юными своими друзьями и товарищами, тоже неведомо для самих себя, выполняли завет другого нынешнего художника, еще в сто раз более высокого и глубокого, чем француз, – художника русского: Льва Толстого самого. “Как подумаешь иной раз, говорит он, сколько лжи нагромождено в наших книгах, то и не знаешь, где ее больше: в жизни или в книгах? И возьмешься иногда за перо, напишешь вроде того (пример)… И вдруг станет совестно, и бросишь перо. Зачем врать? Ведь этого (что ты изображаешь) не было. Зачем же ты прибегаешь к неправде? Пиши о том, что было, что ты действительно видел и пережил. Не надо лжи. Ее и так много…” Новая русская художественная школа словно стремилась воплотить своею кистью эти мысли. Она не хотела врать, она не хотела лгать. Она от всей светлой своей души, от всего чистого, потрясенного своего сердца писала лишь то, что «видела и пережила». От этого все лучшие ее творения имеют значение не для одних нас, современников, но для всех времен. Это мало-помалу стала наконец видеть даже сама Европа и аплодировать нам издали. Между художниками «толстовского направления», если можно так сказать, Васнецов тоже играл в 70-х годах немалую роль.

Поэтому-то и лучшая часть русской публики, и лучшая часть русской журналистики с самого же начала деятельности Васнецова стали относиться к нему с большой симпатией, хотя иной раз тоже и с порицанием»[95].

Итак, Владимир Васильевич Стасов дал весьма лестные отзыв об искусстве Виктора Васнецова, сумевшего, по мнению критика, воплотить заветы и француза Густава Курбе, и великого писателя России Льва Толстого, в чем немаловажна роль наставников Васнецова, включая Ивана Крамского и Павла Чистякова.

Культура, социальная и философско-религиозная среда Северной столицы, атмосфера Академии художеств отразились в творчестве Виктора Васнецова, но не стали камертоном его звучания. Многое из академической программы становилось ему все менее близким, многое, освоив, он не принимал для себя. Однако успешно справляясь с заданиями, он все выше поднимался по лестнице мастерства.

Уже завершая академический курс, Виктор Васнецов как-то зашел в мастерскую к Павлу Чистякову, чтобы вновь «поучиться». Павел Петрович сразу же предложил ему выполнить рисунок постановки – ноги Гудона. Васнецов, как прилежный студент, принялся за дело, не отрывался от рисунка несколько часов, но наконец поняв, что все его старания тщетны, обратился к учителю:

«– Павел Петрович, помилосердствуйте! Не могу больше – не получается.

– Скверно, но не отчаивайтесь, мой друг, – лукаво усмехнулся Чистяков, оценив работу ученика. – Вы уже давно сложившийся художник, идите своим путем»[96].

Осваивая академические программы, Виктор Васнецов относился к ним все более критично, и наконец порывает с академией, получая официальное свидетельство.

«Из Императорской Академии художеств бывшему ученику оной Виктору Васнецову в том, что с 1868 г. он состоял в числе учеников Академии, при отличном поведении оказывал весьма хорошие успехи в живописи; за что награжден двумя малыми и одной большой серебряной медалями. В удостоверении чего Правление Академии художеств свидетельствует с приложением печати

С. Петербург. Февраля 4 дня 1875 года»[97].

Отныне он мог писать картины, не оглядываясь на академические требования. Его привлекала знакомая с детства русская старина, реалистическое искусство, правдиво, порой остро отражающее действительность. На таких приоритетах сказалось и его общение с Иваном Крамским, и наставления Павла Чистякова. Васнецова все более интересовали достижения художников Товарищества передвижных художественных выставок. Он посещал их экспозиции, анализировал темы и сюжеты произведений, отчасти под их влиянием разрабатывал свои композиции. И потому закономерно, что в 1874 году на 3-й выставке передвижников он представил жанровую картину «Чаепитие в трактире»[98], вполне соответствующую духу передвижников.

И все же вряд ли подобные произведения полностью отвечали его стремлениям, масштабу его дарования, тогда еще недостаточно раскрытым. И потому закономерно, что далеко не все критики давали и дают ныне положительные оценки подобным произведениям Васнецова: «После мелкотемья социально-сентиментальных жанровых картинок, от “Преферанса” и “С квартиры на квартиру”, в душе художника произошел мощный взрыв…»[99].

В 1870-е годы, после первых робких живописных опытов решения жанровых фигур на фоне пейзажа – «Жницы» и «Молочницы» конца 1860-х – Виктор Васнецов написал ряд живописных композиций жанрово-исторического звучания в духе передвижников, которые неизменно решал в сдержанной серо-охристой цветовой гамме: «Книжная лавочка» (1876. Х., м. ГТГ), «С квартиры на квартиру» (1876. Х., м. ГТГ), «Военная телеграмма» (1878. Х., м. ГТГ), наконец, «Преферанс» (1879. Х., м. ГТГ), отличающийся более динамичным композиционным построением, тональными контрастами, большей цветовой насыщенностью, но сохраняющий все ту же общую сероватую гамму.

Сам автор о картине «Преферанс» упоминал в одном из писем Ивану Крамскому:

«[Москва], 9 февраля 1879 г.

Уважаемый Иван Николаевич,

посылаю я нынче на выставку[100] три своих вещи: одну большую картину “Преферанс” и две малых – этюды: “Женская головка” (портрет г-жи С.)