Иван Грозный - Сергей Эдуардович Цветков

А радости псковичей не было предела. На другой день после приступа они повесили на городской стене пленного венгра.

— Ну что, видите, как висит ваш венгерец? — кричали они осаждавшим. — Так и всех вас повесим!

Псковичи грозили вздернуть и самого Батория, приговаривая:

— Что это за король у вас? Не имеет ни зелья, ни денег. Приходите к нам, у нас и зелья, и денег, и всего много, — и в доказательство своих слов день и ночь стреляли по траншеям и польскому лагерю.

Засим воеводы не забывали и о возведении новых укреплений: против проломов сооружались деревянные стены со многими башнями, проводились рвы и заготавливались всевозможные материалы и орудия для отражения новых приступов, — в том числе даже сеяная известь, чтобы засыпать штурмующим глаза.

Зато осаждавшим удалось не пропустить в город подкрепления. 15 сентября Замойскому стало известно, что с другой стороны города по реке Великой два судна с московскими ратниками проскользнули в Псков. Замойский распорядился поставить у берега две барки с немецкими пехотинцами и выставить на реке караулы; кроме того, Великая была заграждена бревнами и цепями. Эти меры принесли успех. В ночь с 16-го на 17 сентября еще 17 русских судов пытались пройти в город, но наткнулись на заслон и все, кроме одного, были захвачены немцами; в плен попали 150 боярских детей с воеводой.

Во время затишья, вызванного нехваткой пороха, осаждавшие устроили подкопы в трех местах — два из них велись без особых предосторожностей, только для того, чтобы отвлечь внимание псковичей рт третьего, о существовании которого знали немногие даже в самом королевском лагере. Однако эта затея провалилась. Навстречу первым двум подкопам русские провели контрмины и взорвали их; а в третьем подкопе солдаты наткнулись на скалу, которую невозможно было ни пробить, ни обойти, так что работы пришлось прекратить.

Ввиду приближающихся холодов король и знатные военачальники принялись возводить себе дома. Между тем трудности в лагере все возрастали: не прошло и месяца после начала осады, но армия уже испытывала недостаток в продовольствии, сене, овсе — все это приходилось добывать не ближе чем за 10 верст от лагеря, под угрозой нападения русских отрядов, рыскавших вокруг Пскова. Королевский секретарь Пиотровский жаловался в дневнике: «Русские захватывают лошадей, провиант и прочее». Солдаты роптали, возлагая вину за неудачи на Замойского, чья строгость чем дальше, тем больше вызывала у них негодование. Многие уже поговаривали, что он просто не умеет командовать, что в итальянских академиях он выучился всему, кроме искусства побеждать. «Надо было довольствоваться одним пером (то есть канцлерством. — С. Ц.), — ворчали недовольные, — а гетманское достоинство оставить в покое».

К довершению беды Замойский заболел и две недели не выходил из шатра. За это время дисциплина в армии совершенно упала. Ротмистры позволяли себе устраивать собрания, на которых кричали, что следует мимо гетмана обращаться прямо к королю. Выздоровление Замойского на время приструнило смутьянов.

Но и псковские воеводы никак не воспользовались затруднительным положением осаждавших, чтобы нанести им чувствительный удар; они действовали вяло, нерешительно, ограничиваясь стрельбой по лагерю и мелкими вылазками — то и другое причиняло королевской армии мало вреда.

В город постоянно пытались проникнуть значительные московские отряды, посылаемые царем на помощь осажденным. В начале октября с этой целью из Новгорода вышел воевода Никита Хвостов с 700 стрельцами. Однако Замойский узнал о его приближении из перехваченных писем Хвостова к псковичам и выставил сильную стражу из литовских волонтеров. 2 октября Хвостов высадился со стороны озера Пельба на берег и, заметив литовцев, спрятал свой отряд в лесу, где, однако, стрельцы разбрелись и потеряли связь со своим начальником. Ночью в Псков самостоятельно проникло около 100 стрельцов. Сам Хвостов отстал от своих ратников: воевода был тучен и не мог долго бродить по буреломам. Выйдя из леса лишь на рассвете, он залег в траву, чтобы вновь дождаться наступления темноты. Но вечером его обнаружили литовские караулы и захватили в плен; почти весь его отряд разбежался.

С большим успехом действовал стрелецкий голова Федор Мясоедов, который, изрубив под стенами города десятки поляков, вошел в Псков со своим отрядом под приветственные крики жителей.

А положение осаждавших становилось все хуже. Весь сентябрь стояла прекрасная погода, но с 1 октября ударили морозы. В королевском лагере не хватало теплой одежды, тулупов, сапог, дров, из-за которых возникали безобразные драки. Среди солдат процветали грабеж и воровство; в этом, как и в прочих делах, особенно отличались венгры. Замойский призывал к соблюдению порядка: «Прежде всего нам необходима стойкость при добывании этого города!» Его авторитет все еще действовал на ротмистров; однако на военных советах военачальники не могли придумать ничего нового для успешного ведения осады, и ропот среди младших командиров возобновлялся. Литовцы громче других требовали отступления ввиду приближавшейся зимы.

Немного приободрило осаждавших прибытие Виленского воеводы Николая Радзивилла, который привел в лагерь несколько тысяч солдат. По пути Радзивилл совершил набег в сторону Старицы, где тогда находился Грозный. Под рукой у царя было всего 700 воинов — остальное войско послали на помощь Пскову и в район Ржева, которому грозила опасность от литовских войск. Иван срочно отправил из Старицы свою семью, хотел бежать и сам, но Радзивилл не решился проникнуть так глубоко на русскую территорию и повернул к Пскову.

Наконец из Риги прибыл обоз с порохом, который, правда, все равно не мог покрыть военных нужд осаждавших. Чтобы поднять боевой дух армии, Баторий и Замойский ежедневно подвергали себя опасности в траншеях и распустили слух, что 27 октября состоится новый приступ. Были возведены две новые батареи, которые сделали в стене узкую брешь. Венгры пытались расширить отверстие ломами, но псковичи обрушили на них свинцовый дождь: на один выстрел русские отвечали десятью. Венгры отступили, а за проломом немедленно выросла деревянная стена со рвом.

2 ноября последовал новый штурм. Поляки, литовцы, венгры густыми толпами двинулись по льду реки Великой к псковским стенам. Однако первый же залп городских пушек привел их в замешательство; после второго они бросились врассыпную назад в лагерь, не обращая внимания на призывы офицеров, пытавшихся сохранить боевые порядки.

Стало совершенно очевидно, что с этими солдатами Пскова уже не взять. На другой день Баторий объявил, что, поскольку добыть крепость чрезвычайно трудно, он решил оставить солдат на зимних квартирах в Московии, а сам едет в Польшу за деньгами и подкреплениями. Слова короля вызвали сильное волнение в лагере. Солдаты выказывали явное неповиновение. Однако обещаниями и уговорами их удалось успокоить.

Дабы облегчить доставку в лагерь продовольствия, Баторий решил перед отъездом овладеть Печорским монастырем, чей гарнизон сильно