Виктор Васнецов - Екатерина Александровна Скоробогачева

Приехав в Париж в марте 1876 года, Виктор Михайлович поселился здесь у Ивана Крамского, с кем сохранял дружески почтительные отношения со времен ученичества. Сразу же Виктор Васнецов, с нетерпением ожидавший первых художественных впечатлений от Франции, поспешил «встретиться» со знаменитыми памятниками архитектуры и центральными музеями города, расположенными в зданиях-символах Парижа – Лувр[112], Люксембургский дворец[113], где тогда располагалось собрание современного французского искусства, прежде всего импрессионизма. Их картины не принимались в Лувр, кроме прочего по той причине, что были еще слишком современны. В коллекцию Лувра произведение могло поступить в том случае, если, помимо множества других критериев, со времени смерти его автора прошло не менее десяти лет[114].

Тогда же в столице Франции жили многие отечественные живописцы, уже успевшие приобрести известность на родине: Илья Репин, Василий Поленов, Константин Савицкий, Александр Беггров, Алексей Боголюбов, Павел Ковалевский. К их дружескому кругу примкнул и Виктор Васнецов, довольно быстро освоился в незнакомой обстановке, стал неплохо ориентироваться на расходящихся «лучами» улицах Парижа. Русский художник с северных вятских земель полюбил прогуливаться по живописным берегам Сены, откуда открываются панорамные виды на город с его выразительными архитектурными доминантами. Среди них – всемирно знаменитый парижский собор Богоматери – Нотр-Дам, который так привычно, но все же ошибочно и в наши дни нередко именуют собором Парижской Богоматери, словно следуя названию знаменитого романа Виктора Гюго.

Прожив в Париже всего две недели, Виктор Михайлович писал друзьям, что «чувствует себя здесь как в Питере на Васильевском острове»[115]. В письмах он особенно подробно делился своими довольно противоречивыми впечатлениями с художником Василием Максимовым. Их связывали доверительные дружеские отношения, о чем ясно свидетельствует тон посланий.

«Париж, март – апрель 1876 г.

Василий Максимович,

вот ровно две недели вчера, как я в Париже. Первые впечатления от новой жизни уже пережиты, т[ак] что я уже начинаю также себя чувствовать, как и в Питере на Вас[ильевском] о[стро]ве. Побывал я в Люксембурге и Лувре. И признаюсь, не знаю, что тебе написать о них – наш Эрмитаж неизмеримо выше по выбору картин. Рембрандт у нас лучше, Ван Дейк, Рубенс, Веласкес, Мурильо и пр[очее] не хуже, только Рафаэль полнее и вообще отделы Итальянской живописи гораздо полнее нашего. Веронезе очень много вещей, хотя не из пущих, на мой взгляд, – впрочем, я еще не присмотрелся. Количество французских работ, разумеется, обширнее всего, – да и скучища же в ихних старых картинах!

Я, конечно, исключаю Делароша, его я видел только “Елизавету” (сама Елизавета прекрасна, одна из самых сильных фигур в картинах Делароша) и “Детей Эдуарда”. Первая – осевая хороша, а последняя очень впечатлительная и написана лучше. Наш “Кромвель” лучше обоих их[116]. О французах я, впрочем, еще не вправе говорить – нужно внимательнее рассмотреть. В новых художниках, что мне удавалось видеть по магазинам, много жизни и своеобразного непринужденного отношения к искусству, но только со стороны живописн[ого] мастерства, вкуса и тому под[обное]. Ну, довольствуйся покуда этим, я и сам еще мало видел…»[117]

Виктор Михайлович оставался во Франции около двух месяцев, по май 1876 года, и обилие его художественных впечатлений за такой довольно краткий срок не может не поражать. Для него знакомство со столицей Франции, ее обликом в целом и ее искусством, стало бесценным художественным опытом. С воодушевлением писал о парижской художественной жизни Василий Поленов, друг и единомышленник Виктора Васнецова: «Как французы много, однако, работают, страсть. Несмотря на огромное количество магазинов, где каждую неделю выставляют новые картины, у них постоянно появляются выставки, одна за другой. Не успела закрыться выставка акварелей, на которой находилось много прелестных вещей, как уже открывается новая выставка масляных картин, и на этой чудесные вещи. А через полмесяца откроется Салон (Годичная выставка), на котором бывает, как говорят, до трех тысяч нумеров. Ну, просто завидно»[118].

Однако, в отличие от Поленова, Васнецова в Париже многое разочаровывало, что очевидно из его писем – в современной ему французской живописи он не находил той глубинной идейной наполненности, которая присутствовала в отечественном искусстве со времен Древней Руси, к которой, отчасти еще неосознанно, он стремился.

Важным, долгожданным событием французского путешествия для Виктора Михайловича стало открытие выставки «Салон Елисейских полей» 1 мая 1876 года, проводимой в Большом дворце, как правило, ежегодно, с середины XIX века. Истоком этих выставок послужили «Салоны» Лувра, устраиваемые еще при Людовике XIV. В экспозиции показывались произведения ведущих художников Франции академического направления, и потому понятен повышенный интерес к ним Васнецова. Противопоставлением «Салонам» лишь с 1890-х годов стали так называемые «Салоны Марсова поля», на которых выставлялись молодые французские художники.

На «Салоне Елисейских полей» были представлены произведения самых разнообразных жанров, тем, сюжетов и манер исполнения, объединенных одним – академическим направлением, или стилем «академизм», многообразным и довольно противоречивым в своих трактовках. Термин «академизм» принято определять как консервативные тенденции в искусстве, художественные течения, школы, объединения мастеров, догматически следующие правилам, канонам, авторитетам, классическим образцам искусства прошлого, художественная ценность которых считается абсолютной, непревзойденной, не зависящей от места и времени. «Вневременной идеал» красоты является при этом эстетической нормой академического искусства.

Достаточно заметное место в экспозиции «Салона Елисейских полей» занимали картины русских художников, встреча с которыми, конечно, особенно волновала Виктора Михайловича. По поводу открытия «Салона» 1876 года он писал своим друзьям Михаилу Горшкову[119] и Василию Максимову, очень подробно, обстоятельно, вместе с тем эмоционально, излагая художественные впечатления и оценки экспозиции:

«Pari, 9 мая 1876 г.

Михаил Николаевич и Василий Максимович,

пишу Вам сразу обоим, так как интерес письма будет общий – т. е. художественный, наконец, 1 мая открылась здесь выставка так мною ожидаемая! Ну, братцы, я удивлен и порадован! И как Вы думаете чем – а тем, что мы воображали себе, какую-то особенно высокую степень искусства в Париже и вообще за границей и оплевывали свое; а между тем мы сравнительно вовсе не так дурны.

Не знаю, как в других странах, а здесь, в Париже, на выставке, и вот к чему я пришел, рассматривая ее. На 2000 всего с лишком картин 5, которые положительно нравятся. 10–15 тоже нравятся, а остальные почти все такая условщина, рутина – скука, что, право, совестно за свои прежние увлечения.

Правда, общий уровень техники всей этой массы картин лучше, чем у нас, т. е. рисунки и вообще техника выработаннее, но ведь это и не мудрено.

Тут каждому сколько-нибудь порядочному художнику является масса подражателей. Ну, подражать, во-первых, легче, а потом подражают – подражают, да и доработаются кой до