Сталин. Том 2. В предчувствии Гитлера, 1929–1941 - Стивен Коткин

что уже начались соответствующие переговоры, которые с советской стороны держатся в строгой тайне»[2522]. Литвинов был прав в своих подозрениях. Слухи о «переговорах» распускала Германия, пытаясь вбить клин между СССР и Францией. 17 апреля Литвинов телеграфировал советскому поверенному в делах в Париже (Евгению Гиршфельду) и послу в Чехословакии (Александровскому): «…заверьте МИД, что циркулирующие за границей слухи о нашем сближении с Германией лишены каких бы то ни было оснований. Мы не вели и не ведем на эту тему никаких переговоров с немцами, что должно быть ясно хотя бы из одновременного отозвания нами полпреда и торгпреда»[2523].

Гитлер в одностороннем порядке положил конец неофициальным контактам с советскими представителями. Сталин между тем выслал немецких граждан, арестованных в Советском Союзе[2524]. Также в апреле, по его инициативе, в Политбюро были сформированы две параллельные пятерки, названные постоянными комиссиями: по вопросам внешней политики и секретного характера (Сталин, Молотов, Ворошилов, Каганович, Ежов) и по срочным экономическим вопросам (Молотов, Сталин, Чубарь, Микоян, Каганович)[2525]. Тем самым был институционализирован механизм принятия решений от имени Политбюро в узком кругу сталинских приближенных, уже ставший главенствующим.

Во владениях деспота

Привилегированными слоями общества овладел страх — перед ночным стуком в дверь, обыском и конфискацией имущества на глазах у вызванных соседей («понятых», присутствие которых требовалось по закону), слезами жен и детей, бесследным исчезновением, бесплодными попытками получить какие-нибудь сведения в приемных НКВД, безнадежными очередями у ворот пересыльных тюрем и неслышными из-за их стен криками, взятками охране ради того, чтобы узнать хоть что-нибудь об осужденных родственниках[2526]. Однако простые советские граждане по большей части не ощущали непосредственной угрозы ареста[2527]. В те годы ходил мрачный анекдот о том, как к жильцам приходят люди в форме и представляются: «НКВД», а им отвечают: «Ошиблись квартирой — коммунисты живут этажом выше»[2528]. Авторы газетных передовиц сетовали на то, что колхозники после ареста начальства самовольно увеличивают личные наделы, сокращают обязательные поставки и уклоняются от уплаты налогов[2529]. «Правда» отчитывала и рабочих, якобы пользовавшихся борьбой со врагами, чтобы прогуливать работу[2530]. Один провинциальный рабочий, у которого снимали жилье ссыльный поэт Осип Мандельштам и его жена, говорил поэту, что большие процессы — дело верхов, «ведущих между собой борьбу за власть»[2531].

Советская жизнь шла своим чередом. Илья Ильф и Евгений Петров издали занимательную книгу «Одноэтажная Америка» об их путешествиях по этой далекой стране, а в Большом театре прошла премьера оперы Михаила Глинки «Руслан и Людмила» (14 апреля 1937 года). Спустя неделю в Московском художественном театре состоялось первое представление «Анны Карениной» Льва Толстого в постановке Немировича-Данченко. На премьере присутствовали Сталин, а также Молотов, Ворошилов и Жданов. Анну Каренину, которую страстная любовь к Вронскому доводит до самоубийства, сыграла Алла Тарасова. В финале спектакля на аудиторию надвигался поезд в натуральную величину, перед которым на рельсах лежала Каренина[2532]. Ранее в тот же день Ежов с подачи Сталина при посредстве разведки «раскрыл» за границей заговор против Тухачевского, что не позволило маршалу принять приглашение на грядущую коронацию Георга VI в Лондоне. Советские власти объявили, что Тухачевский простужен[2533].

22 апреля Сталин в третий раз побывал на 80-мильном канале между реками Москва и Волга; этот визит широко освещался в кинохронике и в газетах (некоторые из тех, кто попал на пленку, вскоре были арестованы и вырезаны из ленты)[2534]. В ходе состоявшегося летом официального открытия канала флотилия из 44 судов доставила так называемых строителей-стахановцев на набережную в московском Парке имени Горького, где состоялись торжества[2535]. В реальности канал строили заключенные ГУЛАГа, из числа которых рассталось с жизнью, вероятно, до 20 тысяч. Агитаторы всячески прославляли это достижение, утверждая, что отныне Москва стала портом пяти морей: Белого, Черного, Балтийского, Каспийского и Азовского.

В страну вернулись продовольственные затруднения. Около 100 миллионов сельских жителей, 97 % всех сельских домохозяйств, объединенных в 237 тысяч колхозов, были обязаны сдавать плоды своего труда — зерно, мясо, молоко, яйца — государству по ценам в десять с лишним раз ниже тех, по которым шла торговля на «колхозных» рынках. В то же время в 1937 году на этих рынках предлагалось на продажу более 38 % собранных в стране овощей и картофеля и 68 % мяса и молочных продуктов, произведенных крестьянами на своих маленьких личных наделах[2536]. Государственная торговая сеть заметно выросла, но она все равно имела меньше магазинов и хуже управлялась, чем розничная торговля времен нэпа[2537]. Городское потребление на душу населения в 1937 году было выше, чем в 1928 году[2538]. Однако приоритет, отдававшийся тяжелой промышленности и Вооруженным силам, вел к снижению уровня жизни[2539]. Особенно плохо обстояло дело с приличным жильем[2540]. Давал о себе знать скудный урожай 1936 года. Местные газеты упоминали об очередях за хлебом, косвенно признавая нехватку продовольствия. В секретных донесениях НКВД за 1937 год отмечались «продовольственные трудности» — колхозники бежали из наиболее пострадавших регионов в города, пытаясь добыть произведенные ими и отобранные у них продукты, и разносили тиф[2541]. Генеральный прокурор СССР Вышинский весной 1937 года докладывал Сталину о том, что крестьяне похищают туши павшего скота и питаются падалью, картофельной ботвой и человечиной[2542].

Состоялись запуски первых советских ракет на жидком топливе, пролетевших восемь миль[2543]. В то же время в наркоматах тяжелой промышленности и оборонной промышленности было арестовано 585 человек. Также прошли аресты в наркоматах просвещения (288 человек), легкой промышленности (141), путей сообщения (137), земледелия (102), пищевой промышленности (100) и в Академии наук (77 человек)[2544]. В наркомате лесной промышленности вместо положенных по штату 2480 человек осталось всего 1024 служащих[2545]. Между тем «партактивы» местных и республиканских управлений НКВД были вынуждены соблюдать самоубийственный ритуал взаимных доносов. В полученном Сталиным анонимном письме утверждалось, что многие оперативники НКВД опасаются ареста и не в состоянии понять, как все руководство НКВД могло состоять из воров и предателей. Автор письма умолял Сталина во всем разобраться и положить конец уничтожению людей[2546].

Намеки

Семен Кривошеин, командир танковых войск, отправленный в Испанию, в письме Ворошилову призывал, чтобы испанским коммунистам было позволено захватить власть с тем, чтобы обеспечить эффективное командование республиканскими силами. «Революционной Испании требуется сильное правительство, способное организовать и гарантировать победу революции, — подчеркивал он. — Коммунистическая партия должна прийти к власти