Издательский проект Петра Первого. Илья Копиевский и новые русские книги - Юрий Петрович Зарецкий

писменные на хартиях и на бумаге». Грамота содержала также распоряжение главе Монастырского приказа боярину Ивану Алексеевичу Мусину-Пушкину «с товарыщи» составить соответствующую «отписку» и объявить в ней о высочайшей воле. О цели же сбора рукописей в грамоте говорилось, что они требуются «для исправления на печатном дворе Нового Летописца»179.

В июне этого же года на Печатный двор, находившийся в ведении Монастырского приказа, стали поступать первые книги, работу с которыми возглавил Тихон Макарьевский – глава патриаршего казенного приказа и патриарший казначей. В приказных документах объяснение цели сбора этих книг содержало важное дополнение к сказанному в грамоте Кологривова: они были необходимы «для исправления нового печатного летописца»180. Пометы на самих книгах, поступивших на Печатный двор, также подтверждают, что «новый летописец», с которым предстояло работать Тихону, был печатным181. В частности, на трех из них, полученных из Троице-Сергиева монастыря, значилось: «…принята из Монастырского приказу июня в 20 день 1703 году для исправления печатного летописца»182. О каком «новом печатном летописце» здесь идет речь?

В 1703 году, помимо учебника Копиевского, на «славянороссийском» языке имелась только одна печатная книга по истории – «Синопсис» Иннокентия Гизеля, впервые вышедший в Киеве в 1674 году. В Московии он был хорошо известен: пять экземпляров первого издания находилось в библиотеке Алексея Михайловича, издание 1678 года – в библиотеке Петра. Он также использовался в конце 1670‑х годов московскими книжниками при составлении исторических компиляций183. То есть назвать ее «новым печатным летописцем» авторы цитированных выше документов никак не могли. К тому же два указания на то, что «печатный летописец» – именно «Введение краткое», содержатся в одной из поздних редакций Степенной книги («Хронографическая редакция Латухинской Степенной книги»). В ее тексте обнаружены: а) три ссылки на некий «Летописец Амстердамский» и б) хронологические таблицы, очень схожие с таблицами из учебника Копиевского184.

О дальнейшем ходе работы по исправлению «Нового Летописца» ничего не известно. Скорее всего, замысел Петра по составлению новой российской истории «по чину историчному», как и замысел его брата 1670‑х годов, остался нереализованным. И этому вряд ли стоит удивляться: условия для появления «ученого» историописания сложились в России только столетие спустя.

Начало «научной» истории

Рассказ о всемирной истории «по чину историчному», ее «западоцентричная» картина и типографский способ тиражирования текста сделали скромный учебник Копиевского заметным событием в истории исторического знания в России. Он положил начало знакомству массового российского читателя с картиной прошлого человечества западноевропейских авторов и «научным» способом ее изложения185. Впоследствии это знакомство продолжилось выходом в 1718 и 1723 годах в Санкт-Петербурге «Введения в гисторию европеискую» Самуэля Пуфендорфа186. Затем изданием в Москве сокращенного перевода исторического сочинения кардинала Цезаря Барония, получившего русское название «Деяния церковные и гражданские»187. А еще спустя несколько лет изданным в Санкт-Петербурге обзором всемирной истории немецкого протестантского писателя Вильгельма Стратемана «Феатрон, или Позор исторический»188. Все три книги, написанные «по чину историчному» и представлявшие русским людям западоцентричную картину прошлого человечества, были переведены и изданы общим тиражом по меньшей мере в пять тысяч экземпляров. Оценивая влияние этого потока новой литературы на представления русского читателя о всемирной истории, нельзя забывать, что, в отличие от неустойчивых по содержанию рукописных хронографов, каждое из этих печатных изданий в точности воспроизводило одинаковый текст.

Еще через несколько десятилетий в результате деятельности профессоров и переводчиков сначала Петербургской академии наук, а затем и Московского университета в истории исторического знания в России произошел новый поворот, в результате которого представления европейцев о всемирной истории приобрели статус научных189. А к концу XVIII столетия эти представления стали для образованных российских читателей уже не только привычными, но и естественными190. Что же касается восточноцентричной картины всемирной истории, запечатленной в хронографах «по обычаю летописцев», то их интерес к ней окончательно пропал. В новой России этот старый жанр исторических компиляций оказался навсегда забытым – за ненадобностью.

Читатели

Теперь пора спросить: а что нам известно о распространении и бытовании «Введения краткого» после его выхода из Амстердамской типографии Тессинга? Какими путями оно попадало к читателям? Много ли этих читателей было? К каким слоям общества они принадлежали? Известны ли их имена? Можно ли судить о востребованности у них этой книги по количеству ее экземпляров, дошедших до нас? Третья часть главы состоит из поиска ответов на эти вопросы.

Начну с поступления ее в Россию. Вместе с другими книгами, изданными в типографии Тессинга, история Копиевского была доставлена по морю в Архангельск, а оттуда в Москву и другие российские города, где распространялась «повольною торговлей». Уже в первые месяцы после выхода из печати она поступила к царю и в Посольский приказ. По-видимому, одновременно «Введение краткое» оказалось и в другом казенном учреждении – Московском печатном дворе, имевшем собственную библиотеку. Вместе с другими амстердамскими изданиями оно попало также в книжные собрания лиц, близких ко двору: Д. М. Голицына и митрополита Иова. Мы знаем еще, что как минимум по одному экземпляру книги было вскоре приобретено неустановленными лицами в Киеве и Ярославле191.

Трудно сказать, дошло ли «Введение» до первых российских учебных заведений192. Можно лишь предположить, что им пользовались в школе Феофана Прокоповича – единственной в России начала XVIII века, где история была включена в учебную программу193. Скорее всего, большинством его читателей были люди, выучившиеся грамоте в семье или доме священника и читавшие «ученые» книги для самообразования. Кто были эти люди? Когда и как к ним попала всемирная история Копиевского? Чем она их привлекла? Обстоятельные ответы на эти вопросы могло бы дать тщательное изучение записей на сохранившихся ее экземплярах. Пока же придется строить предположения на основе всего нескольких примеров.

1723 год

Начну с записи на последней странице экземпляра «Введения» из Отдела рукописей и старопечатных книг Государственного исторического музея. В ней рассказывается о покупке этой книги одним из тверских посадских:

Сия книга куплена во Твери в таможне при бурмистрах Семене Янковском, Гарасиме Седом и ларешных Никите Тюлпине, Елизаре Блохине, Василье Кобелеве и при посторонних Петре Вагине, Иване Чюдинове у салдата. А сказал он, салдат, что такая книга подьячего де Ивана, Михайлова сына, Карнышева, а продает де он, Карнышев, от бедности, что де послан он из Санкт Питер Бурха в сылку в Тобольск. А стоял он, Карнышев, за Волгою у Федора Дешевова.