Рассказы о временах Меровингов - Огюстен Тьерри

римской архитектуры, иногда деревянное, тщательно выстроганное и украшенное довольно щеголеватой резьбой[2]. Вокруг главного здания располагались в порядке жилища дворцовых чинов, или из варваров, или римского происхождения, и тех начальников дружин, которые, по германскому обычаю, вступили со своими воинами в службу короля на особых условиях подчиненности и верности[3]. Другие дома, меньшего размера, заняты были большим числом семейств, в которых мужчины и женщины занимались всякого рода ремеслами от мастерства золотых дел и выделки оружия до тканья и кожевенного дела, от вышивания шелком и золотом до самого грубого прядения льна и шерсти.

Семейства эти большей частью происходили от галлов, родившихся или на том участке, который присужден был королем себе на долю при дележе завоевания, или насильно переведенных с женами и детьми из какого-либо соседнего города, для заселения королевского поместья. Однако, судя по собственным именам, в числе этих семейств были также германцы и другие варвары, которых предки пришли в Галлию вслед за победоносными дружинами, в качестве работников или слуг. Впрочем, эти семейства, без различия ремесла или происхождения, все считались в одном разряде и носили одно имя литов, на языке германском, и фискальских, т. е. приписанных к фиску, или казне, на языке латинском[4]. Сельские хозяйственные строения, конские заводы, хлевы, овчарни и житницы, лачуги земледельцев и избы поместных рабов дополняли королевскую усадьбу, совершенно подобную, хотя в большем размере, волостям Древней Германии. Самое положение этих королевских местопребываний несколько напоминало зарейнские виды: усадьбы эти большей частью были расположены на опушке, а иногда и в самой средине обширных лесов, впоследствии истребленных, но остаткам которых дивимся мы еще и поныне.

Брень была любимым местопребыванием последнего из сыновей Хлодвига, Хлотаря, даже и тогда, когда смерть троих его братьев доставила ему королевскую власть на всем протяжении Галлии. Там сберегал он, в потаенной комнате, огромные сундуки за тройными замками, в которых хранились сокровища его: золотая монета, сосуды и драгоценности; там совершал он важнейшие свои государственные дела: созывал соборы епископов галльских городов, принимал чужестранных послов и председательствовал на больших собраниях франкского народа, за которыми следовали пиры по образцу сохранившихся в преданиях тевтонского племени, пиры, на которых зажаренные кабаны и дикие козы целиком подавались на стол, а по четырем углам комнаты стояли откупоренные бочки[5]. Пока война с саксами, бретонами или септиманийскими готами не отзывала Хлотаря вдаль, он катался из одного поместья в другое, переезжал из Брени в Атиньи, из Атиньи в Компьень, из Компьени в Вербери, уничтожая поочередно запасы, заготовленные в каждом из королевских поместий потешаясь со своими франкскими людьми, leudes[6], охотой, рыбной ловлей или купаньем и вербуя многочисленных любовниц между дочерями фискальских семейств. Нередко эти женщины из ряда наложниц переходили, без малейшего затруднения в звание его супруг и королев.

Таким образом, Хлотарь, которого браки трудно распределить и перечислить, женился на Ингунде, девушке самого низкого рода. Впрочем, он не покинул своих распутных привычек, которые она, как жена и рабыня, переносила с величайшей покорностью. Он очень любил ее и жил с ней в совершенном согласии; однажды она ему сказала: «Король, господин мой, сделал из рабыни все, что ему было угодно, и призвал меня разделять с ним ложе; он довершил бы эти великие милости, если бы исполнил ее просьбу. В числе слуг твоих у меня есть сестра, по имени Арнегунда; дай ей, прошу тебя, мужа храброго и богатого, дабы не терпела я за нее посрамления». Просьба эта, подстрекнув любопытство короля, возбудила его сластолюбивые вожделения; он в тот же день отправился в поместье, где жила Арнегунда, занимаясь изготовлением и крашением тканей, ремеслами, предоставленными в то время женщинам. Хлотарь, найдя, что она по крайней мере так же красива, как и сестра ее, взял ее с собой, водворил в королевских покоях и возвел в сан своей супруги. Через несколько дней он пришел к Ингунде и сказал ей с лукаво-добродушным видом, равно свойственным его собственному и вообще германскому характеру: «Я не забыл о милости, которую ты так откровенно у меня просила: искал для сестры твоей мужа богатого и разумного, но лучше себя никого не нашел. Узнай же, что я сделал ее своей супругой; я думаю, тебе это не будет противно». «Да исполнится воля государя моего; как будет ему угодно, – отвечала Ингунда, – нисколько не смутившись и отнюдь не выходя из своей покорности и супружеского смирения: – Лишь бы меня, рабыни своей, не лишил он милости»[7].

Франки времен раннего Средневековья глазами художника XIX в.

В 561 году, после похода на одного из своих сыновей, которого в наказание за возмущение Хлотарь приказал сжечь с детьми и женой, возвратился он в свои бренские хоромы, спокойный духом и совестью. Он занялся тут приготовлениями к большой осенней охоте, бывшей у франков особенным торжеством. С толпой людей, лошадей и собак король отправился в Кюизские леса, от которых Компьенский лес в нынешнем его виде составляет последний, ничтожный остаток. Там, среди этих тяжелых упражнений, несвойственных его летам, он заболел лихорадкой, приказал перенести себя в ближайшее свое поместье и умер там после пятидесятилетнего царствования[8]. Четыре сына его, Хариберт, Гунтрамн (Гонтран), Хильперик и Сигеберт, проводили отцовский гроб в Суассон, пели псалмы и несли восковые факелы.

Едва погребение было совершено, как третий из четырех братьев, Хильперик, поспешил в Брень и заставил стражей королевского поместья выдать себе ключи от сокровищ. Овладев богатствами, собранными отцом его, он начал с того, что роздал часть их предводителям дружин и воинам, жившим в Брени и ее окрестностях. Они клялись ему в верности[9], пожимая его руки, провозгласили его конунгом и обещали следовать за ним всюду, куда бы он ни повел их[10]. Тогда, предводительствуя ими, он пошел прямо на Париж, старинное местопребывание Хлодвига I, а впоследствии столицу королевства старшего сына его, Хидельберта.

Может быть, с обладанием города, бывшего некогда местопребыванием завоевателя Галлии, Хильперик соединял мысль о первенстве; может быть, он имел в виду только присвоение императорского дворца, занимавшего строениями и садами своими обширное пространство на левом берегу Сены[11]. Предположение это весьма правдоподобно, потому что честолюбивые замыслы франкских королей не простирались далее личного и немедленного стяжания. Впрочем, Хильперик, все еще сохраняя резкий отпечаток германского варварства, необузданные страсти и безжалостную душу, отчасти полюбил уже и римскую образованность: охотно строился, потешался зрелищами в деревянных цирках и в довершение всего имел притязание быть грамотеем, богословом и стихотворцем. Его латинские вирши, редко подчинявшиеся правилам метра