Издательский проект Петра Первого. Илья Копиевский и новые русские книги - Юрий Петрович Зарецкий

Попробуем выяснить, о чем и о ком здесь идет речь.

На тверской таможне 16 февраля 1723 года на тверскую таможню явился солдат и в присутствии понятых («посторонних») предъявил таможенным людям («бурмистрам и ларешным») какие-то вещи («шкарб»), принесенные им на продажу. В подтверждение законного происхождения этих вещей он заверил присутствующих, что принадлежат они отправленному в ссылку в Тобольск бывшему санкт-петербургскому подьячему Ивану Михайловичу Карнышеву, продающему их «от бедности». Для вящей убедительности этого заверения он добавил, что сам арестованный (скорее всего, закованный в кандалы) находится на постое на окраине Твери («за Волгою») в доме некоего Федора Дешевова. То есть книга Копиевского с записью об обстоятельствах ее приобретения находилась среди вещей подьячего, предъявленных солдатом на таможне.

Здесь нужно пояснить, что солдат предъявлял вещи таможенникам в соответствии с порядком, установленным правилами Новоторгового устава 1667 года. Согласно этому порядку, в том городе или селении, где находилась таможня, на любой товар следовало уплачивать торговую пошлину195. То есть прежде чем начать продавать «шкарб» Карнышева, солдату было необходимо предъявить его «бурмистрам и ларешным» для определения размера пошлины, зависевшей от цены товара («с рубля»). Помимо этого, солдату нужно было еще убедить таможенников, что принесенные им на продажу вещи не краденые. Именно для этого он назвал имя подьячего и указал на точное место его пребывания. Сообщить подробности о владельце этих вещей ему было, по-видимому, важно и потому, что они мало походили на солдатские.

«Ларешный» Василий Кобелев Дальше в записи говорится, что здесь же на таможне «Введение» было куплено одним из участников освидетельствования товаров – «ларешным» Василием Кобелевым. Он, по всей вероятности, и сделал эту запись в подтверждение законности приобретения книги. Размашистый почерк нового владельца в начале страницы в конце становится убористым – Кобелеву было важно засвидетельствовать обстоятельства покупки подробно, с указанием имен всех при ней присутствовавших.

Из этой записи также следует, что помимо «Введения» среди пожитков несчастного Карнышева были и другие книги, однако Кобелев выбрал именно эту. Почему? Первое, что приходит в голову, – тверской «ларешный» купил ее у солдата для перепродажи. Однако при внимательном рассмотрении обстоятельств покупки такое заключение выглядит достаточно сомнительно. Во-первых, семидесятистраничный обзор всемирной истории явно не относился к числу дорогостоящих изданий и, следовательно, его перепродажа не сулила сколько-нибудь существенного дохода. Во-вторых, по своему содержанию и построению книга была очень необычной для русского читателя, знакомого, как было показано раньше, почти исключительно с историями, составленными «по обычаю летописцев». Все это указывает на то, что поиск покупателя для нее в провинциальной Твери был делом непростым. Тем более если помнить, что светская учебная литература в тогдашней России вообще не пользовалась особым читательским спросом196. Наконец, мы знаем, что Василий Кобелев происходил из семьи купцов-оптовиков, имевших собственные лавки и успешно торговавших в Москве и других российских городах. То есть он участвовал в коммерческих предприятиях, приносивших доход несравнимый по масштабам с ничтожной и сомнительной выручкой за перепродажу «Введения»197. Стал бы он браться за такое дело ради несколько копеек прибыли? Но если эту книгу он выбрал не для перепродажи, то для чего? Может быть, Василий просто интересовался историей? Другого объяснения сделанному им выбору я найти не могу.

Подьячий Иван Карнышев О предыдущем владельце «Введения», подьячем Иване Михайловиче Карнышеве, известно гораздо больше, чем о тверском «ларешном»198. В начале 1721 года он находился на острове Котлин, где занимался строительством города Кронштадт под началом Александра Даниловича Меншикова, на тот момент президента Государственной Военной коллегии и генерал-губернатора Санкт-Петербурга. Затем в феврале, сразу после его учреждения, он был определен (очевидно, без ведома Меншикова) в должность секретаря Святейшего синода. Об этом назначении Синод известил Сенат, а Карнышеву направил уведомление, предписывающее явиться лично для официального представления.

Уведомление адресату было, однако, вручено с задержкой – по каким-то причинам посыльные долго не могли его разыскать. Наконец, он обнаружился в Петербурге, был представлен в Синоде и приступил к своим секретарским обязанностям. Однако его служба в новой должности очень скоро закончилась: Карнышев был арестован, доставлен на Котлин и приговорен военным судом к битью батогами. Этот приговор Меншиков ужесточил личным распоряжением, по которому недавний секретарь Синода переводился в писари и лишался жалованья. Причиной же ареста и суда было письмо Меншикова, объявлявшее его беглым.

Однако все это оказалось только началом мытарств Карнышева. За пострадавшего, правда, вступился Синод, обратившись за разъяснениями инцидента в Сенат, однако долгое препирательство между обоими ведомствами закончилось безрезультатно и дело было вынесено на государев суд. Но тут на Карнышева совершенно неожиданно обрушилось новое несчастье: во время ожидания высочайшего волеизъявления он был обвинен в хуле на государя – тягчайшем преступлении, каравшемся смертной казнью. Избежать этой кары ему удалось только благодаря счастливому стечению обстоятельств – 22 ноября 1722 года по «всемилостивейшему манифесту» Петра в связи с заключением Ништадтского мира казнь была ему заменена ссылкой в Сибирь.

Так, почти через тринадцать месяцев после помилования, бывший подьячий в сопровождении конвойного солдата оказался на окраине Твери со своими пожитками. Почему он взял с собой в ссылку книгу по всемирной истории? Вряд ли потому, что она представляла особую материальную ценность – у бывшего петербургского чиновника даже после ареста должны были оставаться вещи и подороже. Скорее всего, книга по истории была ему нужна, чтобы коротать время в сибирской глуши. Чему, как мы теперь знаем, не суждено было случиться.

1740‑е

О еще одной встрече «Введения» с российским читателем (теперь – читательницей) рассказывает запись на его экземпляре, хранящемся в Отделе редких книг Российской национальной библиотеки. Как и в предыдущем случае, она сделана на последнем чистом листе книги скорописью первой половины XVIII века. Однако текст ее более лаконичен и незамысловат: это список книг, «отданных» (выданных для прочтения?) их неизвестным владельцем двум лицам. Вот что в ней сказано:

Книга Царский путь Креста Господня отдана Авдотье Ивановне Измайловой. Книга Краткое введение во всякую историю по чину историческому ей же отдана. Печатная книга Политика ей же отдана. Книга Феотрон или позорище – ей же. Книга скарки (?) Аврелия отдана барону Исаю Шафирову199.

О том, кем был этот владелец, можно только гадать. Почти точно – не книгопродавцем. Учет продаж в магазине (или коммерческой «библиотеке») велся бы