Издательский проект Петра Первого. Илья Копиевский и новые русские книги - Юрий Петрович Зарецкий

«московском» языке, который был особенно важен при составлении и переводе учебных пособий. Степень владения Копиевским русским современные исследователи, правда, оценивают по-разному. Они лишь единодушны в том, что отдельные фразы и обороты речи в его книгах зачастую следуют грамматическим и стилистическим нормам церковнославянского языка. Что касается латыни, то высокий уровень владения ею Копиевского не вызывает никаких сомнений: с латинского сделаны почти все его переводы (единственное исключение – переведенное с голландского пособие по мореплаванию Деграфа). К тому же на латыни он вел переписку с европейскими учеными, в частности Генрихом Лудольфом, Августом Франке и членами Королевского Прусского научного общества.

В отношении его знаний немецкого имеющиеся сведения разнятся. С одной стороны, Копиевский, как мы знаем, был составителем русско-латинско-немецкого словаря. С другой – известно письмо Петру Якова Брюса с утверждением, что тот владеет немецким недостаточно и что ему лучше поручить перевод исторических сочинений с польского229. Хотя позднее ведавший посольскими делами Г. И. Головкин ссылался на волеизъявление Петра о переводе им «Введения в европейскую историю» Самуэля Пуфендорфа с латинского или немецкого. Головкин также распорядился подготовить соответствующий указ о его зачислении в должность «для переводу книг с иностранных языков (которых он умеет, а именно Латинскаго, Немецкаго и Голанскаго) на руской»230.

Составлению Копиевским учебных пособий разнообразной тематики, безусловно, способствовал также легкий доступ к трудам европейских ученых в библиотеках и книжных магазинах Амстердама. Это подтверждается, в частности, тем, что почти все книги, использованные им для переводов и компиляций, были изданы в Голландии. А то, что его перевод «Притч Эссоповых» был сделан на основе популярного школьного пособия, использовавшегося здесь в XVII веке, определил еще П. П. Пекарский231. С голландского издания середины XVII века Копиевский выполнил и перевод руководства по мореплаванию Деграфа232. О широкой доступности в Амстердаме книг научного содержания свидетельствует также то, что их покупали здесь ученики Копиевского233.

В подготовке русских учебных книг Копиевскому, несомненно, существенно помогал еще его опыт преподавания «более году» дворянам и волонтерам Великого посольства234. Известно, что для них он составлял пособия, которые использовал во время своих занятий (см. об этом в следующей главе). Два из этих пособий, по мореплаванию и латинскому языку, уже упоминались раньше, но, вероятно, были и другие235. Не вызывает сомнений, что подготовка такого рода «руководств» и преподавание по ним русским ученикам стали для него ценным опытом, открывшим «горизонт ожиданий» читателей его книг.

Трудности

Однако перечисленные возможности Копиевского отнюдь не делали задачу «переноса» европейских наук в Россию легкой. Препятствия, с которыми ему приходилось сталкиваться на этом пути, были серьезными и разнообразными.

Одним из них с самого начала стали его конфликты с Тессингом. Будучи исключительно амбициозным человеком, к тому же первоначально рассчитывавшим на славу главного исполнителя петровского проекта, он не мог смириться с положением наемного работника в типографии купца. И при любом удобном случае с нескрываемой обидой заявлял о своей главной, но неоцененной по достоинству роли в реализации просветительского замысла царя. Сначала 18 декабря 1699 года он жалуется Петру на скудное вознаграждение, которое получает от Тессинга за свои непомерные усилия – «не может мне заплатить противу великих трудов моих»236. Разного рода жалобы на купца он не раз повторяет и в других челобитных и даже в учебнике латинской грамматики, напечатанном после разрыва с Тессингом237.

Помимо распрей с Тессингом, от трудов по составлению и переводу учебных пособий Копиевского отвлекал огромный объем повседневной работы в типографии. В отсутствие возможности опереться в Амстердаме на опыт русских печатников ему пришлось создавать типографию и издавать книги славянским шрифтом фактически «с нуля». И одновременно самому учиться новому для него печатному делу. Сетования Копиевского на то, что участие в книгоиздательском процессе отвлекает его от основных занятий, не раз встречаются в предисловиях к его книгам, начиная с самой первой, учебника истории: «…литеры еще не исправные суть, и печатники в деле, яко не умеющии языка славянороссийскаго»238.

Трудности Копиевского, несомненно, были связаны также с необходимостью издания книг в сжатые сроки. С одной стороны, к этому его понуждал не терпящий проволочек в исполнении его воли Петр, с другой, он сам понимал, что от успеха в этом деле зависит расположение к нему русского царя. К тому же Копиевский был человеком очень скромного достатка и, безусловно, рассчитывал, что государево поручение существенно поправит его материальное положение. Так что ничуть не удивительно, что он проявляет в это время удивительную работоспособность, спешно готовя и печатая одну книгу за другой. И в конце 1699 года уже шлет Петру список из 21 их названия, четыре из которых обозначены в нем как напечатанные («отдрукованы суть»), тринадцать – как готовящиеся к печати («которыя в друк идут») и еще четыре – как только им задуманные («Сия вскоре даст ли Бог совершатся»)239.

Если говорить только о содержании учебников, то главная трудность Копиевского состояла, по-видимому, в отсутствии в русском языке устойчивых эквивалентов терминов, общепринятых в европейской научной литературе. Рукописные переводы некоторых трудов европейских ученых, конечно, имели хождение в России XVII века, однако они были недоступны в Амстердаме. К тому же эти переводы по своей тематике не соответствовали запросам Петра, поскольку почти не включали сочинения современных европейских авторов (см. о репертуаре переводной рукописной книги дальше). Но даже если бы в распоряжении Копиевского и имелась более-менее полная их библиотека, это вряд ли принципиально облегчило бы его положение. Дело в том, что перевод научной лексики в рукописных книгах был мало упорядочен, и одно и то же слово (в большинстве случаев латинское) могло быть представлено на русском языке по-разному. Так что при отсутствии устойчивых русских аналогов иноязычных научных терминов, не зная о тех, которые уже имелись в рукописных переводах, Копиевский нередко изобретал эти аналоги сам, то есть создавал свой собственный вариант русского языка науки240.

Еще раз о «горизонте ожиданий» читателей амстердамских учебников

Что было известно о европейских науках тем русским людям, которым Копиевский адресовал свои книги? Понятно, что на этот вопрос здесь может быть дан только самый общий и поверхностный ответ, однако без поиска хотя бы такого дальше не обойтись. И начать его нужно с вывода современных исследователей об ошибочности ранее общепринятого мнения о нераспространенности и невостребованности на Руси европейских научных знаний (особенно математических и естественно-научных)241. В российском обществе постоянно требовалось использование