Развод. Проучить предателя - Дарина Королёва

— А я горжусь тобой, — вдруг серьёзно сказала Яра, на мгновение отвлекаясь от дороги, чтобы взглянуть мне в глаза. — Знаешь почему? Потому что ты сделала шаг. Многие годами живут в несчастье, но боятся что-то менять. А ты не побоялась.

Она снова включила музыку, но тише:

— Самое интересное — впереди.

Пока мы ехали, я смотрела на проплывающие мимо здания, на сверкающую воду, на спешащих куда-то людей, и впервые за долгие годы чувствовала себя частью этого мира.

Не тенью собственного мужа, а просто живой, жизнерадостной женщиной.

ГЛАВА 29

Мира

Я никогда не думала, что буду сидеть в тихом кафе напротив частного детектива, рассматривая его поверх чашки остывающего латте.

Странное чувство, будто я попала в какой-то фильм — не в свою жизнь. В голове крутилась абсурдная мысль:

"Что бы сказал папа, если бы узнал, что его правильная девочка нанимает сыщика следить за мужем?"

Хотя кто знает — может, одобрил бы. Он всегда говорил:

— Мирочка, доверяй, но проверяй.

В фильмах частные детективы обычно изображаются суровыми, потрёпанными жизнью мужчинами с пронзительным взглядом, дешёвым коньяком в ящике стола и несчастливой любовной историей за плечами. Они курят одну сигарету за другой, говорят хриплыми голосами и обязательно носят помятые плащи.

Мой же детектив, Владимир Викторович, больше походил на университетского профессора: очки в тонкой золотистой оправе, аккуратно подстриженная седеющая бородка, безупречно выглаженная рубашка и вязаный кардиган тёмно серого цвета.

Дорогой кардиган, надо заметить. На мизинце левой руки поблёскивало неброское, но явно фамильное кольцо-печатка.

В кафе он пришёл на пять минут раньше назначенного времени, заказал эспрессо без сахара и теперь неторопливо помешивал его, слегка постукивая ложечкой о стенки чашки. Выглядел так, будто решает не чужие семейные проблемы, а сложную математическую задачу — сосредоточенно и с лёгким академическим интересом.

— Итак, давайте уточним задачу, — он открыл кожаный блокнот. Почерк у него оказался под стать облику — аккуратный, ровный, с лёгким наклоном вправо. — Вы хотите найти своего мужа, который якобы находится в командировке во Владивостоке, верно?

Я невольно огляделась по сторонам. В кафе было немноголюдно — пара студентов с ноутбуками в углу, деловая женщина, торопливо допивающая кофе, пожилая пара у окна... Никому не было дела до нашего разговора, но всё равно казалось, что каждое слово звучит слишком громко, слишком откровенно, слишком... постыдно? Да, я сгорала от стыда, от того что мне придется сейчас всё рассказать про измену моего мужа незнакомому человеку.

— Да, — я постаралась, чтобы голос звучал деловито, но в нём всё равно проскользнули предательские нотки обиды. Прокашлялась и продолжила тверже: — Он утверждает, что улетел туда на полгода, спасать бизнес от конкурентов. Разговаривает со мной по видеосвязи на фоне каких-то гостиничных номеров, рассказывает о метелях и штормах... — я нервно крутила обручальное кольцо. — Но я уверена, что он абсолютно в другом месте... — я запнулась, подбирая слова, — развлекается с другой женщиной.

Слова "измена", "любовница", "предательство" застревали в горле. Будто, не произнося их вслух, я могла сохранить хоть какое-то достоинство. Хотя кого я обманывала? Этот человек напротив меня повидал сотни таких же обманутых жён.

Владимир Викторович кивнул с совершенно невозмутимым выражением лица, словно я заказывала не слежку за мужем, а консультацию по уплате налогов. В его глазах не было ни тени осуждения, ни капли жалости — только спокойное профессиональное внимание. И за это я была ему благодарна.

— И что именно вы хотели бы узнать? — он ждал, поглядывая на меня поверх очков.

По спине пробежал холодок. Что я хочу узнать? Правду. Всю, до последней капли. Даже если она разобьёт вдребезги те осколки уважения к собственному браку, которые ещё остались.

— Всё, — я выпрямила спину и расправила плечи, чувствуя прилив решимости. Я снова напоминала себе, что теперь Мира — не та серая мышка, которая двадцать лет боялась собственной тени. — Где живёт, с кем, откуда берёт деньги. А главное — какие операции проводит с нашим общим бизнесом. Есть подозрения, что он... выводит активы.

Детектив что-то набросал в блокноте — не слова, а какие-то символы, похожие на стенографию.

— Это мы сможем выяснить, — он сделал ещё одну пометку. — Сроки?

— Чем быстрее, тем лучше, — я отпила кофе, но не почувствовала вкуса. Внезапно пришло осознание необратимости происходящего: после этого разговора пути назад уже не будет. Как только я узнаю правду — моя жизнь разделится на "до" и "после".

Владимир Викторович заговорил о технических деталях — о методах наблюдения, о возможных сложностях, о системе отчётности...

Потом назвал сумму гонорара, и я даже не моргнула. Ещё месяц назад меня бы передёрнуло от мысли о таких тратах. Но сейчас я чувствовала странное, почти садистское удовлетворение от того, что трачу наши общие деньги на поиски доказательств его предательства.

Мы обсудили все формальности, и он спрятал блокнот во внутренний карман пиджака. Но не спешил уходить. Вместо этого снял очки, протёр их микрофиброй и внимательно посмотрел мне в глаза:

— И последний момент, Мирослава Андреевна, — его голос стал мягче, почти отеческим. — Вы уверены, что готовы узнать правду? Какой бы она ни была?

Вопрос застал меня врасплох.

А ведь правда может оказаться ещё более болезненной, чем я себе представляю. Вдруг у Гордея не просто интрижка, а... вторая семья? Дети? Или ещё хуже — он вообще никуда не уезжал, живёт через два квартала и смеётся вместе с любовницей над моей наивностью? Что если все вокруг знают правду, и только я, как последняя дура...

Но что-то внутри — новое, окрепшее за последние недели, подсказывало: любая определённость лучше этого подвешенного состояния. Лучше смотреть в лицо самой страшной правде, чем жить в иллюзиях.

— Да, — в этот момент я поняла, что действительно готова. — Лучше горькая правда, чем сладкая ложь. Я уже двадцать лет живу во лжи — хватит.

Последние слова вырвались сами собой, хотя я не планировала их произносить. Но они словно освободили что-то внутри — будто открылась давно запертая дверь, за которой скрывалась настоящая я.

Детектив одобрительно кивнул:

— Мирослава Андреевна, в моей практике встречаются разные клиенты. Многие, узнав горькую правду, срываются, плачут, обвиняют... иногда даже меня — за то, что принёс плохие вести. — Он улыбнулся краешком губ. — Но вы, мне кажется, из тех, кто использует правду как оружие, а не как повод для самобичевания. И это правильно.

Я поймала себя на мысли, что мне приятна эта оценка. Может, это и есть первый шаг к