Повелитель камней. Роман о великом архитекторе Алексее Щусеве - Наталья Владимировна Романова-Сегень

В таком же стиле в конце двадцатых Щусев построил гостиницу-санаторий в Мацесте, Механический институт на Большой Садовой и дом артистов МХАТа в Брюсовом переулке.

Письмо директора Третьяковской галереи А. В. Щусева профессору П. Н. Сакулину

[РГАЛИ. Ф. 444. Оп. 1. Ед. хр. 1019]

А мавзолей вовсю жил своей жизнью. К нему, опоясывая Кремль, выстраивались длинные очереди. Иной раз людям приходилось стоять по нескольку часов, но они все шли и шли. С трибун мавзолея руководители советского государства приветствовали мирные демонстрации и военные парады. На правую трибуну всегда восходил со своими соратниками Сталин, а на левую со своими менее многочисленными товарищами – Троцкий. И не раз хвалили Щусева за то, что он так правильно придумал, хотя на самом деле Алексей Викторович ни о чем таком даже не помышлял, просто ему во время работы над проектом понравилась идея двухтрибунья.

Год за годом Сталин все больше укреплялся во власти, и уже ни Троцкий, ни Зиновьев, ни Каменев, ни Рыков не воспринимались как глава государства.

На десятую годовщину Октября в свой очередной день рождения Троцкий поднял восстание, точнее, попытался это сделать, но ничего не вышло, его поддержали единицы. На его стороне теперь оказались Зиновьев с Каменевым. В этот день Сталин стоял на своей правой трибуне, а левая оставалась почти пустая. Троцкий же с балкона дома на углу Воздвиженки и Моховой приветствовал своих сторонников, двигающихся в сторону Красной площади.

Но государственный переворот погас сразу, как только начался, и выразился в итоге лишь в том, что один из охранников мавзолея троцкист Яков Охотников напал сзади на Сталина, пытаясь нанести тому удар кулаком в затылок. Его вовремя перехватили, и троцкист лишь слегка коснулся сталинского затылка, чего сам генсек даже не заметил. Это было единственное покушение на Сталина, когда злоумышленник хотя бы дотронулся до него, а что самое удивительное, Сталин приказал Охотникова выпустить. Тот доучится в академии имени Фрунзе, будет занимать должность начальника института по проектированию авиационных заводов, и расстреляют его уже в эпоху Большого террора десять лет спустя!

Неудавшийся мятеж привел к тому, что нужда в левой трибуне отпала. Троцкого исключили из партии, насильно отвезли на созданный Шехтелем Ярославский вокзал и сослали в Алма-Ату под напутствие остроумного Сталина: «Дальше едешь – тише будешь».

Возглавляемую Львом Давидовичем левую оппозицию разгромили, Зиновьева с Каменевым тоже из партии выгнали, правда, вскоре оба публично раскаялись, и их восстановили, но отныне обоих можно было считать политическими трупами. Впереди у них будут новые аресты, ссылки и смерть в пучине Большого террора. Зиновьев еще даже успеет перевести на русский язык «Майн кампф» Гитлера.

А у Троцкого впереди высылка из СССР, скитания по заграницам и гибель в Мексике от ледоруба подосланного убийцы.

Все это к тому, что отныне в руководстве партии наступало единство, а значит, и трибуну от Щусева потребуют новую – единую.

О каменном мавзолее, то бишь уже о Мавзолее с большой буквы, заговорили спустя ровно год после смерти Ленина. Объявили новый конкурс, комиссию опять возглавил Дзержинский, но спустя полтора года он умер от внезапного сердечного приступа, и вместо него каменным Мавзолеем занялся Луначарский.

Во втором конкурсе приняли участие все, кто участвовал в первом, но со всех концов страны поступали проекты и эскизы от простых людей, профессионально никогда архитектурой не занимавшихся.

Помимо смешных и нелепых, приходили и весьма интересные. Например, огромный корабль с надписью «Октябрь» и фигурой Ленина на носу. Не менее заманчиво выглядел проект в виде пятиконечной гранитной звезды. Но большинство предложений отвергалось сразу и вызывало только смех. Взять хотя бы «Вечное движение» – мавзолей на трамвайных платформах, двигающийся по всей Москве, и на каждой остановке заходят люди, а предыдущие выходят. Почему тогда не пустить такой поезд, чтобы по всей стране разъезжал, а то и по заграницам шатался?

На сей раз никакого собрания для обсуждения проектов не проводилось, комиссия спокойно работала, отбирая самые существенные работы. Оставался и проект Шехтеля, но бедняга Федор Осипович, настрадавшись от рака желудка, скончался в том же году и даже в том же месяце, что и Дзержинский.

7 ноября 1928 года в последний раз руководители партии и государства взошли на две разрозненные трибуны мавзолея. Вскоре Алексея Викторовича вызвали в Кремль, где в своем кабинете его встретил Сталин, а вместе с ним Ворошилов, Луначарский, Рыков, председатель Моссовета Уханов и председатель Высшего совета народного хозяйства Куйбышев. А еще инженер Наджаров, с которым Щусеву доводилось раньше работать.

– На сей раз, – сказал Сталин, – мы решили не устраивать зрелищное мероприятие. К тому же и главный клоун у нас ныне на гастролях в Турции. Товарищ Луначарский, доложите.

И Луначарский, коротко рассказав об итогах конкурса, подвел итог:

– Ни один из проектов не соответствует. Кроме вашего.

– Вот только трибуну надо сделать единую, – улыбнулся Рыков. – У нас теперь нет ни левых, ни правых.

– Наметился, правда, некий правый уклончик, – хитро прищурился на Рыкова хозяин кабинета. – Но, думаю, это ненадолго. И товарищ Рыков прав, нужна единая трибуна. С надписью «ЛЕНИН».

– Размеры сооружения следует значительно увеличить, – добавил Уханов.

– И можете теперь не стеснять себя в средствах, выбирать лучшие сорта камня, – сказал Куйбышев.

– Вы ведь привыкли повелевать камнями, – улыбнулся Сталин.

– А на меня возложена должность руководителя правительственной комиссии, – заявил Ворошилов. – Так что теперь мы в одной упряжке. Говорят, с вами легко работается.

– Тем, кто работает, – усмехнулся Алексей Викторович, – а тем, кто прохлаждается, трудно.

– Товарищ Ворошилов прохлаждаться не умеет, – строго произнес Сталин. – Сколько потребуется лет для возведения новой усыпальницы?

– Не меньше пяти, – ответил Ворошилов.

– Долговато, – насупился Сталин.

– В четыре уложимся, – передумал наркомвоенмор.

– В три постараемся, – вмешался Наджаров.

– Вот это обещание мне больше всего понравилось, – сказал Сталин. – Постарайтесь, Константин Сергеевич. Товарищ Наджаров назначен главным инженером и начальником работ по строительству мавзолея.

– Это прекрасно! – воскликнул Щусев.

– Прекрасно? – улыбнулся Сталин. – Ну и ладно. Можете приступать к работе, товарищи.

И Алексей Викторович вновь погрузился в работу. Он не стал слепо повторять пока еще стоящий на Красной площади деревянный мавзолей, создавал примерно такой же, но во многих новых формах и линиях, в них появились некая державность, сила, уверенность.

В окончательном виде мавзолей стал похож на мощную боевую единицу, гигантский гранитный танк