Гармония преображения - ПАВЕЛ Григорьевич Деркульский

то случались крайне редко. Такие интервалы, отмеряемые временем, между подобными событиями выглядят воистину чудовищно огромными! К тому же, главный вопрос здесь, что же в результате удавалось привнести в столь озабоченно клокочущий, бурлящий, и вместе с тем такой неповоротливый в плане развития, человеческий, полный религий мир, даруя людям все подобные, наполненные наставленьями трактаты? Уж целые тысячелетия в процессе столь активной жизни миновали, однако, что живущие имеют в качестве полученного результата после такого длительного обладания таким количеством Священных текстов и поучающих священным истинам вероучений? Если взглянуть на ситуацию серьёзно, то на редкость мало чего именно. Книги Священные, конечно, сохранились, но у разных народов книги разные, и представители народов, в лучшем случае с оружием в руках между собою не враждуют, а так сплошь перессорились, и потому подобное написанное и читаемое у одних народов восхваляется, а у других охаивается, и то, что на подобном поприще взаимной неприязни способно проявиться некое согласие, да на такое даже и намёка нет. То, что Творец, Создатель у живущих всех, всегда один, довольно многими из воспевающих свои молитвы признаётся истиной незыблемой, но, между тем, задуматься о самых примитивных выводах, которые, и в обязательном порядке, сразу же напрашиваются при такого рода утверждениях, увы, такое никому и в голову обычно не приходит. Все, кто по ходу некого моления вот так озаботил себя исполнением какого-либо ритуала в храме, обычно, и с упорством склочника, твердят друг другу свои редкостные глупости и смотрят на любого представителя другой религиозной школы как на замаскировавшегося злобного врага. То, что Творец для всех действительно ОДИН, и варианты правильности обращения к Создателю определяются не хитроумностью каких-то ритуалов и разницей в надетых облачениях, что в данном случае важнее кое-что иное, об этом в этих самых, некогда дарованных подвижниками, признанных Священными, записанных и благодаря тому до нынешних времён читаемых сооружениях из Слов тоже достаточно немало разного всем людям сказано, но достучаться мыслями такими до сознанья тех, кто эти тексты прочитал, похоже, если всё-таки и получалось, то с результатом, прямо скажем, далеко не очень грандиозным. По сути, именно поэтому на данный момент вырисовывается картина, почему понадобилось эту книгу написать. Присутствует надежда, что текст книги позволит хоть кому-нибудь из таких, кого затронет должное желание написанное всё-таки прочесть, по ходу дела отличиться больше чем заметными успехами, что и позволит заглянуть так далеко, как до читающего не заглядывал ещё никто. Заметим сразу, речь идёт о книге, через свой текст повествующей о самом разном. Что же касается того, насколько всё приятно для прочтения, здесь каждому свое отпущено, и подтвердить можно лишь то, что раз прочёл, то всё пойдёт и исключительно на пользу. Вот если всё-таки не захотите ознакомиться с написанным, то, что уж в данном случае сказать — не миновать тут прежнего незнания того, о чем в тексте рассказано, что будет исключительно во вред, и вред этот такой, что только и останется, что всех таких и с состраданием искренним жалеть.

Жалеть, потому, как, с тех пор, как открылось столь немало из до того неведомого, здесь с болью в душе сожалею, вспоминая об отце. Несчастному отцу с раннего детства в разум вдалбливали просто примитивное неверие, и хотя та женщина родившая, мать, для меня бабка Степанида, женщина душой очень простая, тайно крестила своего сыночка когда ещё тот пребывал в раннем младенчестве, но, следуя логике слов, которые использовал родитель, желая высказаться о тогда случившемся событии, можно понять, что этого, тогда с ребёнком против воли приключившегося, со всей искренностью коммуниста честно стыдился. Вот в результате и добрался, после за спиной оставшейся, прожитой жизни, до крайне удручающей, печальной ситуации, когда естественная слабость тела-разума ходить, как раньше, на работу, гордясь результатом своего труда, уже не позволяет, в процессе некого существования из внушительной дыры в груди, из лёгкого при каждом вздохе-выдохе выходит сизоватый дым от постоянного курения, при этом сил не хватает в принципе даже на то, чтобы без помощи рук с унитаза в туалете подниматься. А потому смерть замаячила совсем недалеко, там, впереди, активно, ярко намекая на готовность, в сущности, в любое из оставшихся мгновений вот так, окончательно-бесповоротно успокоить, да только уж куда уж тут с готовностью и не оглядываясь двигаться навстречу столь печальным перспективам, когда всю жизнь себя, толи так пестовал и тешил, толи ну совершенно откровенно вроде как обманывал неимоверной по наивности идеей, что вот придёт то самое отпущенное время, оставив всё на свете, помирать, и будет как и у всех прочих и других — раз, вдруг как будто щёлкнет выключатель и словно бы погасло всё. То есть, осознанное восприятие происходящего, по аналогии с обычной лампочкой, вот тут же, попросту, и выключится-отключится. И нет с того момента больше ничего, ну, а раз так, то уж какой тут, спрашиваем, повод, в процессе до того текущей жизни заранее тревожить самого себя хотя бы крошечными мыслями о именно такого рода удручающем событии? А между тем, когда и самому пришла пора реально очутиться на самом краю, то тут и выяснилось, что, оказывается, умирать далеко не так демонстративно просто. Что жизни свойственно зачем-то напоследок усмехнуться и не без ехидства, вытворяя будто специально нечто пакостное. Да и потом, когда и сама смерть, вроде бы, уже заботится реально обнимать, и что-то там, когда лежишь в больнице на кровати, уж замаячило как будто перед взором, похоже, обрисовывая что-то там такое, чему в сознании и описания не подобрать. Только куда тут в собственных раздумьях побежишь, после столь откровенного и яркого, демонстративного неверия? Так что тут только и осталось, как мать рассказывала о происходившем, спросить не очень-то понятно у кого — а это ещё что? И то, о чём всю жизнь обычно рассуждал с усмешкой на устах, пришло, после чего пришла пора вот этой вот духовной сути, сформировавшейся в процессе жизни, расставаться с телом, ну, а в качестве последствия подобного теперь только и остаётся, что о несчастном искренне жалеть. Что тут сказать? Может, вот этот, несомненно важный для всех тех, кто прочитает, текст в трудах — в заботах, постоянно поправляя, напишу, те, у кого возникнет интерес, конечный результат такого творчества себе во благо прочитают, и всё такое и отцу, во благо станет. Проститься пусть, несмотря на всё столь откровенное неверие, такое неразумие отцовское, и да представится родителю для улучшения своего внутреннего совершенства ну хоть какой-нибудь повторный шанс.

ДЛЯ