Традиции & авангард. Выпуск № 4 - Коллектив авторов

– Ради будущего. Может быть, так суждено.

– Язычество в чистом виде! Мы принесем в жертву лучшее, что имеем, и посмотрим, что духи предков дадут нам взамен. Ты – язычница!

– Жребий! Я предлагаю жребий! – худенькая девушка у окна высказала свое мнение.

– Уход от решения? У тебя духовная слабость?!

– При чем тут слабость? Она просто сказала, что думает! – вскипела я.

– Вот именно! Вместо того чтобы решать самой, она доверила выбор тростинке, надеясь, что тростинка, потеряв часть себя, решит все проблемы: укажет на того, кого следует убить. И вроде бы все ни при чем. Это стопроцентный махровый атеизм!

Было видно, что преподаватель не очень доволен тем, как мы проходим тест.

– Неужели, – обратился он к аудитории, – никто из вас не скажет мне, что готов умереть за други своя, как завещал Христос? Неужели никто из вас не сможет принять смерть, чтобы спасти остальных? Отвечайте! Все переглянулись, но не издали ни звука.

– Тогда скажите, кого бы вы с удовольствием отдали на съедение?

– Врага! – дружно завопили ставропольцы.

Преподаватель приуныл. Вытащил из кармана пиджака блокнот. Сверился с ответами, закусил губу и топнул ногой.

– Вы уверены?!

– Да! – радостно кричали студенты. – Уверены! А если врага? Что это значит?

– Это значит, – грустно сказал преподаватель, – что вы все – мусульмане! – И, оставив группу в полном недоумении, он развернулся и вышел вон.

Выходя из университета, я столкнулась с Николя. Оказалось, он ждал меня больше часа.

– Сестра, помоги, пожалуйста!

На нем лица не было.

– Что случилось? – Я испугалась, что умерла его бабушка Ула.

– Клоп угрожал.

– Кто?!

– Клоп! Помнишь, я рассказывал тебе?

– Чем я помогу?

– Ты можешь с ним поговорить? У меня паника. Захара он не боится, а Королю-Эльдару я в таком не признаюсь.

– Что ему сказать?

– Чтобы оставил в покое! Мне не нравится насилие! Он считает, что я люблю БДСМ и пытается меня использовать. Но я не хочу! Подкараулил в подъезде и укусил!

Николя продемонстрировал следы от зубов на шее.

– Ты говорил ему, чтобы отстал?

– Конечно!

Николя выглядел настолько расстроенным, что я согласилась помочь.

– Ладно, скажи, как его найти.

Бар «Ирис», где околачивался Клоп, оказался маленьким и грязным. Сточное место на улице Мира. Неприятно переступать порог притона ставропольских наркоманов, воров и алкашей, но защитить Николя было важней.

Клоп оказался таким, каким описал его мой друг: плотного телосложения, с грубыми чертами лица и металлическим кольцом в носу. Он тянул из высокого стакана пиво и смотрел карими глазами в пустоту. За круглым столиком рядом с ним никого не было.

В дальнем углу шумела компания подвыпившей молодежи.

Я подошла и села напротив Клопа. Его черная кожаная куртка была с длинной бахромой, свисающей с пелерины. Трискелион в виде нашивки украшал правый рукав: три бегущие неведомо куда ноги, а посередине круг, разделенный на системы вращения. Ботинки с тяжелыми железными пряжками торчали из-под стола как носорожьи морды.

– Чего надо? – глухо произнес он.

Клоп видел меня впервые в жизни и мог создать любую иллюзию согласно внутреннему багажу знаний. На мне были платок, завязанный по-пиратски, и дубленка с искусственным мехом.

– Сам как думаешь? – спросила я, наслаждаясь процессом.

Мне нравились игры. Иногда я бываю воином, а иногда чародейкой. Кем я буду сегодня, знает только Аллах.

– Говори или иди отсюда. – Клоп глотнул пива.

– Я скажу, а ты послушаешь.

Улыбки оказалось достаточно, чтобы сидевший передо мной человек отставил стакан и заглянул в мои глаза.

– Чего так? – усмехнулся Клоп.

Видимо, его, как и меня, происходящее весьма забавляло. Я приподняла штанину и вытащила из сапога кинжал.

– Он легко войдет в твое горло, – сказала я, продемонстрировав клинок и продолжая улыбаться.

Клоп непроизвольно отпрянул, а затем презрительно сжал губы. По его лицу пробежала тень.

– Ты не заговаривайся, – ледяным тоном произнес любитель БДСМ, – не то сама на него напорешься.

– Хочу, чтобы ты понял, – ласково сказала я, – мне терять нечего. За друга я могу убить.

– Кто твой друг? – наморщил лоб собеседник.

– Ты знаешь. – Кинжал вернулся в ножны. – Это Николя.

– Эх, вот в чем дело. – Клоп громко хлопнул ладонью по столу. – Никогда еще за педика не вписывалась сумасшедшая девушка.

Бармен выглянул из-за стойки и спрятался. На руках Клопа были черные митенки – перчатки без пальцев.

– Не стучи. Я десять лет была на войне. Что твой хлопок по сравнению с бомбами?

Клоп разглядывал меня с неподдельным интересом, вероятно, потому, что впервые видел нечто подобное.

– Давай по-хорошему. Зачем тебе это? – спросил он.

– Он – мой друг.

– И все?

– Можешь считать его моим братом.

Шумно вдохнув, Клоп сделал большие глаза.

Я собралась уходить. Энергетика таких мест – словно сажа: долго мне не вытерпеть.

– Погоди. – Клоп попытался меня остановить.

– Мне пора!

Выходя из «Ириса» с кинжалом в сапоге, я мысленно представила ситуацию, в которой мне придется дать отпор взрослому мужчине, и меня это не испугало. Позабавило. Мы блуждаем по мирам и играем в игры. Ныряем из одной жизни в другую, строим мосты из энергий, рушим заоблачные замки.

Снег хрустел под моими сапогами. Его хруст заставлял идти медленно, наслаждаясь каждым прожитым мгновением.

У автобусной остановки меня догнал Клоп.

– Я поговорить! Интересно стало, кто ты такая. Николя рассказал обо мне?

– Сказал, что ты любишь причинять боль.

– Ты ничего не знаешь об этом, – нахмурился Клоп. – Позволь объяснить.

– Позволяю.

– Тебе обязательно нужно попробовать. Иначе ты никогда не узнаешь, нравится тебе это или нет.

– Здесь и пробовать нечего. Вся страна этим занимается: нижних гораздо больше, чем верхних.

– А ты сечешь в нашем деле! – усмехнулся Клоп. – Ничего, если я закурю?

– Моя мать и Николя курят. Я смирилась.

– Признала их господство?

– Ха-ха, господство и подчинение! – хихикнула я.

– Смеешься по глупости. Твоя мать курит, а моя, когда мне было семь, начала приводить домой пьяных дружков. Мы жили в однокомнатной квартирке под самой крышей. Чтобы я не мешал ее утехам, меня избивали и швыряли на кровать. Рядом с кроватью мать ставила швабру щеткой вверх и набрасывала поверх нее штору. Я лежал, не смея шелохнуться. Шепот, стоны буквально в метре от меня заполняли комнату. Вначале я зажимал уши, жмурился и прятался под одеяло. Но со временем мне стало интересно, почему мать просила ночевавших у нас мужиков ублажать ее тем или иным образом. Найдя в шторе дырку, я наблюдал за происходившим. Матери нравилось, когда кто-то из мужчин причинял ей боль. Их она кормила утром не яичницей, а оладьями с кленовым сиропом. В двенадцать я сбежал из