Издательский проект Петра Первого. Илья Копиевский и новые русские книги - Юрий Петрович Зарецкий

Присяга

Поскольку текст этой присяги содержит важные подробности, связанные с его последующей судьбой, приведу его целиком:

Понеже Пресветлейший и Державнейший Великий Государь, Царь и Великий Князь Петр Алексеевич, самодержец Всероссийский и прочае и прочая изволил меня нижеподписанного принять в службу свою для книжних и иных переводов, которые трудами моими могут и печататися во всякой исправности, того ради обещаю и кленуся Богом, истиным Учителем, что его царскому величеству в пребывающее время той службы во всем верен и благонамерен буду без всякие хитрости, как подобает исправляти великому слуге пред Богом и человек. И о противных и непотребных Московскому Государству делех и ответях коресспонденцыи и книг не иметь, и ни которого зла или противности чинить не буду, но во всем должен ему, оному государству ползы имать. И по возвращении своему изо Гданска как наискоряе по-прежнему быть мне к войскам его царского Величества где оные обретатися имеют, и явитца в Посолской походной канцелярии.

Что учинено при написании руки моей свершав 1707 года месяца августа 30‑го дни.

И в конце почерком Копиевского добавлено:

Илия Копиевский приписал рукою своею утвержая выше писано424.

Из содержания документа можно заключить, что составлен он был в Варшаве, где в то время находилась Походная канцелярия Посольского приказа, и что Копиевскому вскоре предстояла поездка в Гданьск. Одной из целей этой поездки, как сообщал Копиевский позднее в письме к Петру, было исполнение государева наказа о покупке иностранных книг по военному искусству, для чего из царской канцелярии ему было выдано 50 ефимок. В этом же письме он сообщал, что смог найти только одну из заказанных, «Браунову артиллерию», которую и отправил Петру425. Однако в Гданьск он отправился не только и даже не столько с целью покупки книг, сколько для того, чтобы привезти остававшиеся там личные вещи и шрифты своей русской типографии.

Два ограбления

Поступление на государственную службу стало последним крутым поворотом в биографии Копиевского. И, как и предыдущие, оно не принесло ему ни материального достатка, ни общественного признания, ни душевного покоя. К тому же его служба началась с новых несчастий: вскоре после вступления в должность, на пути из Гданьска в Варшаву, куда он направлялся со своими пожитками и «типографией», Копиевский, судя по его заявлениям, был ограблен, причем дважды.

Первый раз – шведами, отнявшими у него шрифты, которыми они вскоре начали печатать пропагандистские воззвания к населению областей, в которых шли военные действия. Из-за возникших в этой связи опасений русского правительства произошедшее получило широкую огласку и имело большой политический резонанс.

Первое известное мне упоминание об этом ограблении содержится в письме Петра царевичу Алексею от 24 февраля 1708 года426. На следующий день о случившемся и его опасных последствиях сообщалось в государевой грамоте, отправленной в Киев, Смоленск и Псков427. В ней, в частности, говорилось, что в русских городах появились «возмутителные письма», напечатанные шведами шрифтом Тессинга (на самом деле это был шрифт, изготовленный Копиевским позднее), и строго предписывалось всеми возможными средствами остановить их распространение. Более обстоятельно об этом случае рассказывалось в «Боярском приговоре» «Об открытии присылаемых от неприятеля из Данцига возмутительных писем и о задержании тех, кои с оными явятся». «Приговор» этот, составленный на основании императорского указа, зачитанного в Ближней канцелярии 1 марта 1708 года, разъяснял суть инцидента длинной цитатой из письма Петра царевичу. Приведу здесь начало этого разъяснения:

В письме Его Царскаго Величества из Чашникова 24 Февраля, которое получено в Москве того же месяца 29 числа, написано, что неприятель из Гданска целой друк слов Словенских, которыми печатал в Амстердаме Словенския книги Тессинг, и по смерти его, тот мастер, не имея чем кормиться, ехал к Нам и с оным друком, который ныне у него во Гданске, от неприятеля взят, теми словами множество всяких возмутительных писем напечатано во Гданске, которыя хочет через шпионов послать в Наши края. Чего для надлежит везде сие объявить всем и накрепко заказать, дабы сего зело смотрели везде, где такие письма явятся, чтобы приносили, а паче и тех ловили, которые оныя приносить будут428.

По-видимому, обеспокоенность русских властей захватом шведами шрифта Копиевского была нешуточной – как и реальная угроза, которую представляло распространение в российских владениях «переметных листов». Во всяком случае, даже спустя несколько месяцев после произошедшего, 10 июля 1708 года, Петр повторно предупреждал об опасности шведских листовок Ивана Мазепу:

Господин гетман.

Понеже неприятель идет по Днепру вниз, и по тому и по протчим всем видам намерение ево на Украйну, того ради предлагаем вам сие: первое, чтоб вы по своей верности смотрели в Малоросийском крае какой подсылки от неприятеля, также переметных листов [для чего неприятель и друку во Гданске Словенскую взял] и всяко оные остерегали и пресекали и нам в том [ежели сами чего не можете одне учинить] совет и ведомость давали…429

Поскольку подробные обстоятельства этого ограбления не известны, остается лишь строить догадки о случившемся. И даже сомневаться в том, что Копиевский действительно был ограблен. Неужели неприятель силой отобрал у него русский шрифт, заранее зная, каким образом его можно будет использовать в военных целях? Т. А. Быкова допускает, что на самом деле никакого ограбления не было, а Копиевский, доведенный до отчаяния своими материальными трудностями, просто решил продать шведам свой «друк»430. Действительно, в челобитной Петру, отправленной в мае 1708 года, Копиевский не упоминает ни о каком ограблении шведами, сообщая ему лишь о втором ограблении, совершенном казаками: «И моих ради несчастков, в пути на меня напали казаки и тое румедишку отнели и, сверх того, били меня довольно»431. На обоснованность предположения Т. А. Быковой могут косвенно указывать и формулировки письма Петра царевичу, повторенные затем в императорских грамотах. Ни в одном из этих документов не говорится, что «друк» был взят у Копиевского силой – он просто был у него «взят». Вероятно, Т. А. Быкова обратила внимание и на сообщение Петра о том, что «мастер» был беден («не имея чем кормиться»). Для чего Петр сделал это добавление? Неужели в оправдание сделки Копиевского со шведами?

Второе ограбление Копиевского на пути из Гданьска в Варшаву, напротив, не имело широкого резонанса. Подробности о нем известны только из его челобитной, поданной больше, чем через два года