Издательский проект Петра Первого. Илья Копиевский и новые русские книги - Юрий Петрович Зарецкий

после случившегося. Теперь своими обидчиками он называет не шведов, а русских – казаков из полка Карла Ренне. На реке Висла они, помимо его собственного имущества, отобрали две штуки швабского полотна на сумму тридцать ефимков, которые он вез в Варшаву по заказу графа Г. И. Головкина. Копиевский свидетельствует здесь, что полотно, купленное им за деньги графа, не было возвращено, и его стоимость не была ему компенсирована. Рассчитывая на то, что справедливость будет восстановлена, он указывает имя человека, которого надлежит привлечь к ответу: полковника Чамардина, «удержавшего» дорогостоящий заказ Головкина432. Имела ли какие-то последствия эта челобитная, неизвестно.

У Якова Брюса

В первые месяцы службы в Посольской походной канцелярии Копиевский был прикомандирован к генерал-поручику артиллерии Якову Брюсу, редактировавшему тогда перевод «Брауновой артиллерии», недавно купленной им в Гданьске по поручению Петра433. Сначала он находился при Брюсе в Варшаве, а затем после нескольких переходов вместе с русским войском оказался в Смоленске. Совершенно очевидно, что это первое назначение не порадовало ни самого Копиевского, ни его начальника.

О недовольстве новым подчиненным Брюса можно судить по его письму Петру, отправленному в конце мая 1708 года, где он просит перевести Копиевского в Москву под начало ведавшего посольскими делами Гавриила Головкина. Брюс объяснял свою просьбу тем, что в Москве от него будет больше пользы, и даже называл книги, переводами которых он мог бы там заняться:

Вашему величеству всеуниженно доношу, что уже тому с два месяца прошло, как явился у меня Копиевичь, который при мне живет без всякого дела, потому что мне в нем никакие помощи нет, для того что языку Немецкому неискусен; а зело б ему было кстати переводить книги Полские летописные, також и геометрическую, которыя по приказу вашего величества, я, купя, отдал, будучи в Варшаве, в Посолскую канцелярию; того ради не лутче-ли его отослать к Гавриле Ивановичю [Головкину], понеже мне ненадобен, о чем вашего величества повеления ожидати буду434.

Почти одновременно с Брюсом к Петру с похожей просьбой обратился также Копиевский, ссылаясь на свою усталость от разъездов и желание регулярно получать содержание, соответствующее его должности:

…И по сие число живу я без дела и где мне вашего величества годовое жалованье брать, того не определено. …И быть мне в походе при старости не возможно… Всемилостивый государь! Прошу вашего величества, да повелит державство ваше во определении дела моего быть за старостию в ином месте кроме здешняго походу, и чтоб вашею превысочайшею и щедролюбивою милостию в совершенство был делом и вашего величества жалованьем определен435.

Оба прошения были Петром удовлетворены, хотя и не сразу: Копиевский был отозван из Смоленска в Москву по распоряжению Головкина только 4 сентября 1708 года. Ему был установлен ежегодный оклад и дано первое задание – перевести во исполнение государевой воли «Введение в европейскую историю» Самуэля Пуфендорфа:

Господин Копиевской,

По получению сего, изволь ехать из Смоленска с приложенным при сем письмом к Москве и явись в Посольском приказе дьяком и Секретарю, ибо определено тебе быть в том Посольском приказе для переводу книг, и давать жалованья по трактату (по 200 р. на год)… и приехав к Москве, сыщи Гисторию Буфендорфову Латинскую или Немецкую и переводи оную на Русской язык (ибо Его Царское Величество оной изволит нужно требовать)436.

Из приложенного к этому распоряжению Головкина письма следовало, что секретарю и дьякам по прибытии Копиевского в Москву надлежало составить «указ Великого Государя, что ему быть в службе Его Ц. В. в Посольском приказе для переводу книг с иностранных языков (которых он умеет, а именно Латинскаго, Немецкаго и Голанскаго) на руской…»437. Еще из одного документа Посольской канцелярии мы узнаем, что 27 сентября 1708 года Копиевский с этим письмом явился в Приказ и что указ о его назначении был готов уже на следующий день438.

В Москве

О жизни и работе Копиевского в Москве известно не очень много. Он трудился над несколькими переводами, однако по каким-то причинам ни один из них не был опубликован. Рукопись «Истории» Пуфендорфа, над которой ему было велено работать при поступлении на службу, осталась неизданной в бумагах Посольского приказа439. Помимо нее, до нас дошла еще рукопись его перевода «Истории Александра Македонского» Квинта Курция Руфа440. По сообщению вдовы Копиевского, среди завершенных им переводов были также три катехизиса. Вызванная 19 октября 1715 года в Посольский приказ на допрос, она свидетельствовала, что это были «три книги катизмусы», которые ее муж «сочинил и написал на словенском языке своею рукою… о разных верах, выбирая из разных книг с латинского, з галанскаго, с полского языков»441. Эти рукописи, по ее утверждению, были переданы им П. П. Шафирову. Позднее она же принесла в Приказ еще черновики сделанных Копиевским переводов каких-то книг Ветхого и Нового Заветов и незаконченный латинско-польский лексикон442.

Известно еще, что помимо переводов в Посольском приказе Копиевский принимал экзамены на знание языков у поступающих на службу. В частности, в 1710 году у Петра Ларионова – того самого, отец которого Михайло двенадцатью годами раньше подверг его публичному унижению и насмешкам, а теперь в качестве старшего подьячего ведал первым повытьем Посольского приказа443. В прошедшие после учебы у Копиевского годы Петр продолжал свое образование в Европе и работал в российской дипломатической миссии во Франции444. Теперь, по возвращении в Москву, он подал в Посольский приказ прошение о назначении на должность, соответствующую его знаниям и опыту («чином и государевым жалованьем против наук моих и трудов»). На основании этого прошения 11 января 1710 года в Приказе было решено «освидетельствовать его в науке иностранных языков». Назначенная для этого экзаменационная комиссия состояла из трех переводчиков: Михаила Шафирова (младшего брата вице-канцлера барона П. П. Шафирова), Матвея Белецкого и Ильи Копиевского. Они проверили Петра на знания латинского, немецкого, французского и голландского языков и пришли к заключению, что он «в науках оных языков искусен и переводчиком тех языков может быть свободно»445.

Больше никаких примечательных известий о московском периоде жизни Копиевского и его трудах в Посольском приказе не известно. Отсутствие заметных следов его деятельности в государственных документах и особенно тот факт, что за семь лет им не было опубликовано ни одной книги, дают историкам повод говорить о частичной утрате им