Тревожность, неврозы и… любовь. В кабинете у практикующего психолога - Иосиф А. Гольман

А. М.: Я тут Америку не открою. Счастье – это любимые люди рядом. И любимая работа. Почти все из этого у меня есть. Кроме родной больницы. Я по-прежнему живу рядом с ней, но что-то улучшить уже не могу.

И. Г: Ладно, тогда давай поговорим о роли психологии в медицине.

А. М. (улыбается): Психолог интересуется мнением врача?

И. Г: Конечно. Мы же вместе должны работать.

А. М.: Я-то всегда понимал роль психологии. Еще кто-то из великих – Боткин, по-моему – говорил, что плох тот доктор, если от самого факта его прихода больному не становится легче. Болезнь всегда ухудшает состояние духа. Тяжелая болезнь – тяжело ухудшает. Значит, в борьбе с заболеванием необходимо одновременно с соматическими решать и психологические проблемы.

И. Г: Все врачи так думают?

А. М.: Понимает, наверное, большинство. Но заниматься психологическими нюансами пациента – мало кто ставит себе такую задачу, да и времени у современного врача на это практически не остается. Я, возможно, перенял правильное отношение к пациентам от отца.

Спокойно объяснить. Постараться не напугать, даже если болезнь серьезная. Сразу показать пути борьбы с угрозами. Это должен делать каждый врач.

И. Г: Но, к сожалению, обычно не делают.

А. М.: Здесь есть объективные и субъективные причины.

Объективные: лимит времени на работу с одним пациентом. Он явно не предполагает задушевных бесед.

Субъективные: врачи слабо подготовлены в психологическом плане. Их учебная программа и так перенасыщена. Добавлять год или два на практическую психологию невозможно.

И. Г: Каков же выход?

А. М.: Сам знаешь (смеется). Конечно, в совместной работе. Ведь что мы имеем?

Первое: психологическое состояние пациента играет жизненно важную роль в прогнозе успешности соматического лечения.

Второе: лечащий врач не имеет ни специальных компетенций, ни свободного времени на улучшение психологического состояния пациента. От врача можно лишь требовать не ухудшать настроя пациента неосторожным или грубым обращением и при этом определить круг пациентов, которым необходим психолог.

А главная роль должна принадлежать психологу, работающему в паре с врачом.

И. Г: Это реально в нынешних условиях?

А. М.: Конечно, реально. Мы же с тобой работаем с одними и теми же пациентами.

И. Г: Мы – это частный случай. Нечастый.

А. М.: Согласен. Но еще в начале 2000-х я создал подобную службу в больнице (два психотерапевта и кабинет психологической разгрузки) и финансировал ее из бюджета больницы и внебюджетных фондов.

К сожалению, это стало невозможным при переходе на финансирование по ОМС. Хотя на самом деле это должно быть прочно закреплено на организационном уровне. Возможно, даже законом.

Например, установление онкодиагноза – тяжелая психотравма по определению. Значит, также по определению должно быть обеспечено сопровождение пациента психологом. По крайней мере на первом этапе, когда он должен, пережив психотравму, собраться и максимально быстро приступить к лечению.

Я, еще будучи активным оперирующим хирургом, заметил, что от настроя пациента очень многое зависит. Если он уверен в хорошем исходе и с оптимизмом идет на операцию, то, как правило, все кончается хорошо. Если пациент сильно напуган – жди проблем и осложнений.

Поэтому я всегда уделял много времени на общение с пациентом перед операцией.

И. Г: Наверное, профессиональная психологическая поддержка не только для пациентов важна, но и для врачей. Кстати, считается, что психиатры и онкологи – самые быстро выгорающие медицинские специализации.

А. М.: Скорее всего, так и есть. Конечно, наши врачи тоже пользовались возможностями нашего мини-отделения психологической разгрузки. Эти две комнаты, про которые я говорил, никогда не пустовали.

Пожелания от Анатолия Нахимовича читателям

И. Г: Интервью подходит к финишу. Пожелай что-нибудь нашим читателям.

А. М.: А у меня всегда одни те же пожелания людям. Прежде всего здоровья, любимого дела и любимых людей рядом. Ну и еще – если происходит что-то неприятное, не падать духом и сражаться за свое счастье. Как правило, это помогает.

«Я верю в чудеса, но я чудес не видел», или Экстраординарные возможности человека

Завершаю раздел интервью с Вячеславом Михайловичем Звониковым, доктором медицинских наук, заведующим психофизиологической лабораторией моего вуза, МГУ. Думаю, в ближайшие годы наша профессия будет только набирать актуальность и востребованность. А по работам Вячеслава Михайловича вы увидите, что современная психология – это не только про разговоры и ощущения.

Телепатии нет. А вот информацию передать можно

И. Г: Сразу начну с самого интригующего. Вы, профессор, доктор наук, занимаетесь экспериментами по передаче информации от человека к человеку на расстоянии. Это что, телепатия?

В. 3. (смеется): Я верю в чудеса, но я чудес не видел. И вообще вопрос немножко провокационный. Комиссия по лженауке нервничает при слове «экстрасенс». Далее разбираться не хочет. Типа аналог вечного двигателя и этим не стоит заниматься.

И. Г: Так телепатия есть или нет?

В. 3.: Телепатии нет. Но это не значит, что нет передачи информации от человека к человеку. Передается образ, психический образ. Вот носитель. Хотя, конечно, он тесно связан со словом. Ведь именно словом работает психолог. Книжка есть такая замечательного ученого Константина Ивановича Платонова – «Слово как лечебный и физиологический фактор».

И. Г: И в старину отмечали: если врач зашел в комнату больного, а тому не стало легче – значит, это плохой врач.

В. 3.: Вот и еще один важнейший фактор отметили. Влияние человека на другого человека и их общение могут быть не только вербальными.

И. Г: Ладно, начали с самого интригующего, но, наверное, лучше все же рассказ строить по порядку. Расскажите о себе, о детстве, о выборе пути. А там и до телепатии дойдем.

Врач, сын врача, почти летчик

В. 3.: Родился вскоре после войны, в 1947-м, в Ленинграде. Почти сразу переехали на Украину, в Житомир, где я и вырос.

И. Г: Кто родители по профессии?

В. 3.: Папа – военный врач, служил в Днепровской флотилии, прошел войну чуть ли не с первых дней. Был в плену, бежал, партизанил. Потом снова армия. В итоге стал весьма известным психотерапевтом.

И. Г: А мама?

В. 3.: Мама фельдшер.

И. Г: При таких корнях понятно, откуда влечение к медицине.

В. 3.: Да, я очень увлекался тематикой отца. Он ненавязчиво подсовывал мне правильные книжки, я очень много читал о мозге и таинственных явлениях в человеческой психике. Уже в 18 лет освоил гипноз, благо такой учитель был всегда рядом.

И. Г: То есть