Израиль: война и мiръ - Яков Рабкин

Почти все израильские евреи, независимо от происхождения, считают себя наследниками жертв нацизма, вынужденными защищаться от нескончаемого и иррационального насилия со стороны арабов. Однако такая позиция подвергается критике в постсионистских трудах по истории и социологии, а также в массовой культуре – фильмах, романах и театральных пьесах. Все чаще осуждают то, как официальный дискурс превращает женщин, бедных, иммигрантов – и даже тех, кто пережил в Европе Вторую мировую войну, – в потенциальных жертв палестинцев. Некоторые из тех, кто продолжает ощущать себя жертвой, начинают понимать, что на самом деле они оказались жертвами сионизма, вовлекшего их в бесконечную войну и сделавшего из них, особенно из евреев афро-азиатского происхождения, граждан второго сорта [510].

С каждым годом существования Израиля все чаще официальные истины обращаются в свою противоположность. Сионизм как идеология национального освобождения приобрел образ всесильного государства, притесняющего палестинцев и унижающего их национальное и человеческое достоинство. Сионизм, бывший символом борьбы против расизма и за права человека, стал идеологией, поощряющей еврейский расизм и на уровне государственных институтов сильно напоминающей южноафриканский апартеид. Так, например, палестинцам надо получать более сотни разнообразных разрешений, регламентирующих различные сферы их жизни [511]. Сионистское государство, призванное стать символом национального освобождения, на деле превратилось в бюрократическое образование, цель которого – установление контроля над земельными, водными и прочими ресурсами палестинцев. Лидеры сионизма, мечтавшие сделать из евреев производительных тружеников, в итоге создали экономическую систему, при которой весь капитал и средства производства находятся в руках израильских евреев, а физическим трудом занимаются в основном иммигранты-неевреи, подчас в жутких условиях.

Фактором, хоть как-то объединяющим этнически, религиозно и культурно раздробленное израильское неарабское общество, стала «арабская угроза». Как только она ослабевает, в обществе немедленно обостряются внутренние противоречия между поселенцами и их левыми хулителями, новоприбывшими и коренными израильтянами, а также между харедим и всем остальным обществом. Представители этих слоев слушают разную музыку, читают разные книги и даже ходят в разные продуктовые магазины.

Напомним, что большинство харедим с момента основания государства освобождены от обязательной службы в армии – важного механизма социальной интеграции.

Напоминания о массовых убийствах евреев в Европе и непрестанное ощущение опасности позволяют многим израильтянам и сионистам в других странах избегать моральной оценки действий Израиля [512]. И это неудивительно, поскольку «в то время как иудейство помещает в центр системы ценностей долг человека перед Богом, понимая обязательства перед общиной как часть отношений человека с Богом, новая гражданская религия делает упор на обязанности индивидуума перед нацией» [513]. Гражданская религия, не давая ответа на вопрос о смысле жизни, требует этой жизнью жертвовать. Гражданское пространство (civic space) в Израиле отождествляется прежде всего не с жизнью, а со смертью за Родину [514], и это отождествление существует с самого начала сионистской колонизации. Еще в 1911 году в Палестине стали публиковаться первые книги воспоминаний об охранниках поселений, убитых при исполнении [515].

Хотя гражданской религии следует значительная часть населения, она, призванная заменить иудейство, совершенно чужда харедим. С другой стороны, все больше и больше израильтян-атеистов видят в гражданской религии подобие устаревшей европейской идеологии «крови и почвы», сдобренное выборочным толкованием еврейских источников.

Любое общество, основанное на идеологии, рано или поздно должно пройти через стадию сравнения заявленных целей и полученных результатов. Израильское общество – не исключение, несмотря на то, что такие сравнения способны ослабить его еще больше. Многие видные израильтяне задаются вопросом, не движется ли Государство Израиль к коллективному самоубийству. Именно такого рода тревога чувствуется в статье, появившейся во время второй интифады в израильской газете «Га-Арец». В ней Ариэля Шарона с изрядной долей сарказма сравнивают с римским императором: «Мы начинаем задаваться вопросом, не принял ли ты ради достижения своих целей решение переместить поле боя не на вражескую территорию, как это обычно делается, а в совершенно иное измерение реальности – в царство полного абсурда, полного самоуничтожения, где никто ничего не выиграет – ни мы, ни они. Большой жирный ноль… Так или иначе, когда мы в конце концов поймем, каковы были эти мотивы и причины, которые ныне выше нашего понимания, то осознаем… почему согласились прожить нашу единственную и неповторимую жизнь как своего рода латентную смерть. До тех пор мы будем поддерживать тебя всем сердцем. Мы, идущие на смерть десятками, сотнями и тысячами, приветствуем тебя, о Цезарь!» [516]

В 2006 году сын автора этой статьи трагически погиб во время войны в Ливане, развязанной Ариэлем Шароном.

Эмиграция из Израиля – явление не новое. Многие годы уехать из сионистского государства считалось постыдным поступком, однако сейчас дети и внуки беженцев из Германии, Польши в других европейских стран получают паспорта Европейского Союза. В качестве примера можно отметить тот факт, что количество выданных в Израиле немецких паспортов в последние годы значительно увеличилось [517]. Более того, бывший председатель Еврейского агентства (Сохнута) Авраам Бург смотрит в будущее Израиля без особого оптимизма и открыто советует всем, кто может, обзавестись европейским паспортом. Количество людей, предпринявших такой шаг или помышляющих об этом, достигает двух третей населения. Если во время Второй мировой войны евреи мечтали о документе, который позволил бы им уехать из Европы в Палестину, в наши дни, получая европейские паспорта, они приобретают возможность покинуть Израиль. Полмиллиона израильтян имеют паспорт США. Путь эмиграции в эту страну выбирают в основном люди из самых образованных слоев. Например, почти четверть выпускников университетов Израиля уезжает работать в США [518].

Вот уже больше двух десятилетий пересмотр постулатов сионизма, часто связанный с понятием «постсионизм», поляризует израильское общество. Некоторых видных авторов и активистов, например Леву Элиава и Симху Флапана, можно назвать пионерами или предшественниками этого метода, знакомого сегодня тысячам студентов. Этот метод нередко используют историки, социологи и антропологи.

Существует несколько подходов к объяснению постсионизма, влияние которого заметно в литературе, театре, кинематографе, да и во всей культуре страны [519]. Постидеологический подход (отголосок концепции «конца идеологий» Дэниела Белла) фиксирует переход израильского общества на новый виток развития, на котором сионизм, бывший важным на этапе построения государства, становится лишним и трансформируется в постсионизм. С другой стороны, постмодернистский подход выделяет не развитие, а крушение идеологии сионизма и утверждает, что этнический национализм, будучи еще одной формой угнетения людей, должен уступить место мультикультурализму. В рамках этого подхода сионизм и Израиль не являются адекватными и уж тем более необходимыми ответами на проблемы еврейства; утверждается существование множества вариантов еврейского самосознания, не замыкающихся на Государстве Израиль.