Юрий Бондарев - Вячеслав Вячеславович Огрызко

жёстко. Помните? «Люди двигались толчками, будто тяжко раскачивало их, сжимало стенами домов, толкало сзади волнами, впереди усилились крики женщин; крики эти и плач детей заглушались каким-то слитным рёвом голосов, этот рёв катился спереди на людей. Никто не знал, что случилось там, – вытягивали шеи и подымались из толпы над спинами, оглядывались растерянные и недоуменные лица».

Бондарев этой сценой выразил и собственное настроение. Он не скрывал тогдашнюю свою ненависть к Сталину и его режиму, который чуть не погубил отца писателя. Да, писатель тогда твердо стоял на позициях антисталинизма.

«Двое» вышли в апрельской книжке журнала за 1964 год. Выход этого номера совпал с юбилеем зама Твардовского – Александра Дементьева. Бондарев посчитал нужным лично прийти в журнал и поздравить критика, хотя у них никогда тёплых отношений не было. Сию сцену зафиксировал Лакшин. 18 апреля он записал в свой дневник: «Обед в редакции в честь А. Г. Дементьева – ему 60 лет. Кроме своих редакционных – Айтматов, Гамзатов, Ю. Бондарев. Л. Плоткин из Ленинграда».

Для Бондарева юбилей Дементьев был всего лишь поводом заглянуть в «Новый мир» и увидеть Твардовского. Его в это время начали клевать на разных собраниях за повесть «Двое»: мол, пора бы и остановиться с темой культа. Писатель рассчитывал на защиту главного «новомирца», но юбилей Дементьева превратился в шумную пьянку, и никто в проблемы Бондарева вникать не стал.

Однако писатель не успокоился. Он продолжил искать возможности пересечься с Твардовским. И это ему в конце концов удалось. Встреча произошла в редакции журнала. «Он, – вспоминал Бондарев, – вошёл в отдел прозы почти бесшумно, замедленно, его белый лоб чуть хмурился, и особо заметны были в дневном солнечном свете из окна его блёклые голубые глаза на большом круглом желтоватом лице. Он подал медлительно крупную руку, слабо улыбнулся одними щеками, как умел улыбаться иногда, думая своё.

– Ну… как?

– Да вот пощипывают в „Литературке“, в „Огоньке“, ругают за мрачность, – сказал я чрезмерно бодро.

– Ну, ничего. Так и должно. Литература есть литература, – ответил он фальшиво-успокоительно, но в этой его фразе было что-то от участия свысока, некая олимпийская неприкасаемость человека, которого обходит, не задевая, суета земная, ибо известен, признан и много лет прочно защищён от всяческой критики своим положением первого поэта.

Он помолчал, хмуро взглянул в солнечное окно, за которым в морозном пару стояла длинными кольцами очередь вокруг кинотеатра „Россия“ (за билетами на кинокартину „Тишина“), и, странно прищуриваясь, спросил:

– Приятно. Успех… Очереди-то на ваш фильм второй месяц мёрзнут. – Он вяло пожал мне руку и вышел, а я, будучи ещё не испорченным литературной средой, наивно подумал: „Неужто ему свойственно, как всем смертным, чувство ревности?“»

Но это был явный перебор. Конечно же, у Твардовского никакой ревности к Бондареву не было и быть не могло. Скорее Твардовский проявил жалость к писателю: он отлично знал настоящую цену и роману «Тишина» вместе с фильмом, и повести «Двое». Но ему, я не исключаю, было интересно: мог ли Бондарев в перспективе сделать рывок вперёд и выйти в своём творчестве на новый уровень?

В общем, защищать «Двоих» Твардовский не стал, но и «пощипывать» Бондарева вскоре прекратили. Сложилась парадоксальная ситуация: новая повесть писателя как бы выпала из текущего литпроцесса. Кстати, осталась тогда не замеченной критикой и очень важная книга одного из тогдашних соратников Бондарева Константина Воробьёва «У кого поселяются аисты».

Расстроило ли это писателей? Воробьёва – да, и сильно. Бондарев же сделал вид, что его это якобы не взволновало. «Твою книгу замолчали, – написал он 6 апреля 1965 года Воробьёву, – мои „Двое“ замолчали с перелягу, замолчали и другие вещи – бог с ними, Костенька, с критиками. Главное – сидеть за столом и „водить пёрышком по бумаге“, остальное – вся эта литературная возня – мишура и гнусность» (РГАЛИ. Ф. 3146. Оп. 1. Д. 116. Л. 16 об.).

Тут интересен другой вопрос: критика не заметила новых вещей Бондарева и Воробьёва по лености? Или её не устроил художественный уровень этих книг? Нет, проблема была в другом. Подули другие политические ветры. В стране сменился лидер, соответственно подвергся существенной корректировке и курс власти. А повесть Бондарева «Двое» с её антисталинским пафосом в новый курс не вписалась.

Под конец хрущёвской оттепели

Осенью 1961 года редакция журнала «Новый мир» проинформировала Юрия Бондарева, что публикация его первого романа «Тишина» запланирована на весенние номера 1962 года. И писатель тут же перешёл к следующему этапу работы – стал обсуждать с киношниками вариант возможной экранизации своей вещи.

К тому времени Бондарев уже оброс в киношном мире многими связями. Так, ещё в ходе съёмок фильма «Последние залпы» у него установились хорошие отношения с руководством третьего творческого объединения «Мосфильма», в частности с Михаилом Роммом и Юлием Райзманом. К нему благоволили и в первом объединении, где главную скрипку играл Григорий Александров. А в недавно созданном шестом объединении он и вовсе считался своим человеком: там писатель даже периодически подменял председателя совета Елизара Мальцева. Но Бондарев, наглядевшись на мытарства бывших своих однокашников по Литинституту, которые полезли в кино, не заручившись поддержкой киночиновников, не хотел садиться за создание литературного сценария, не имея прикреплённого режиссёра. И самое главное: он ещё на стадии подачи заявки хотел получить твёрдые гарантии, что его будущий сценарий не будет отвергнут и дело обязательно дойдёт до съёмок.

Кстати, писатель сразу дал понять, что не собирался начинать работу абы с кем. Бондарева уже не устраивал даже Леон Сааков, который до этого сделал фильм по его повести «Последние залпы». Он надеялся подбить на экранизацию «Тишины» Александра Алова и Владимира Наумова, которые совсем недавно со щитом вернулись из Италии: там на Венецианском фестивале им за фильм «Мир входящему» вручили сразу три награды, в том числе «Серебряного льва», премию Пазинетти и приз жюри – за новаторство и оригинальную режиссуру.

Интерес Бондарева объясним. Они с Аловым и Наумовым были людьми одного поколения и в чём-то одинаково смотрели на мир. Его «Тишина» в какой-то мере продолжала линию уже упомянутого фильма Алова и Наумова «Мир входящему». Главный герой писателя – вернувшийся с фронта Вохминцев – тоже в душе оставался гуманистом. Нравилось Бондареву и то, что режиссёры сняли очень качественную картину. Заполучить таких мастеров на экранизацию своего романа было крайне заманчиво. Но имелось одно «но». Алову и Наумову претил официоз. Они могли взбрыкнуть и дать свою интерпретацию партийному курсу, чем навлечь на себя страшный гнев начальства. Как возмущались съёмками этих режиссёров чиновники